– Вера, – сказал он, – я не знаю, куда нам пойти с тобой. Можно только сидеть в парке на скамейке. Это то, что меня приводит в ярость в Москве.
– Мы пойдем ко мне, – ответила она.
Вера не спросила, хочет ли он этого, но по тому, как Свен сжал ее руку, порывисто и радостно, поняла, что это и есть его ответ.
Кроме входа в дом с улицы был и другой, садовый, по наружной лестнице, которая вела прямо на второй этаж. Бабушка рассказывала, что, когда строили дом, всю сумму за его строительство надо было вносить сразу, а денег у нее с мужем было не в избытке, поэтому они и выбрали самый экономный проект и поэтому на втором этаже, в мансарде, получилась только одна комната. Когда после войны ко всем соколянцам стали подселять посторонних людей, небольшая площадь морозовского дома оказалась аргументом против того, чтобы превратить его в коммуналку. Хотя, наверное, гораздо более весомым аргументом стало то, что некоторые из людей, жизни которых бабушка спасла во фронтовом госпитале, не забыли ее после войны, в успехах своей карьеры.
Раньше под крышей был папин кабинет, а после его смерти мансарда пустовала. За два года мама не нашла в себе сил ее переоборудовать, да и необходимости такой не было.
Конечно, она не спала, и Вера это знала. Мама никогда не засыпала, не дождавшись ее возвращения из театра или с концерта; больше ей неоткуда было возвращаться поздно. А сейчас и не поздно еще, не стемнело даже. Но о том, что мама может подняться наверх, в мансарду, что придется объяснять, почему они со Свеном не вошли через общий вход, придется идти в общую комнату, вести общий разговор… Нет, об этом Вера не думала, а лишь чувствовала, что всего этого не будет.
Она не видела, есть ли кто-нибудь в гостиной, окна которой выходили на улицу. Шторы не были задернуты, но все равно не видела: зрение не настраивалось.
Обошли дом. Жасминовые кусты разрослись. Чтобы пройти к наружной лестнице, пришлось раздвигать их ветки. Лепестки осыпали голову Свена. Как будто он вышел из сказочного царства, того самого, к которому относилось и слово «фьорды», и притененная глубина его глаз.
Поднялись по лестнице, остановились на узкой площадке второго этажа, Вера достала из сумочки ключи, открыла дверь, и сразу же шагнули в комнату.
– Здесь очень хорошо, – сказал Свен, озираясь. – Это твоя комната?
– Это был папин кабинет.
– Был?
– Папа умер два года назад.
– Сочувствую тебе, Вера.
Он смотрел прямым серьезным взглядом, и в прямых же его словах действительно слышалось сочувствие. Она не знала, что ответить. Наверное, для ответа предназначались такие же простые слова, но ей они были неизвестны.
