— Прости, Машенька, что-то я устал сегодня... Да и в таком я уже возрасте, когда больше ценишь дружбу и душевную близость, нежели интимную. Спокойной ночи, моя хорошая, отдыхай как следует. А то скоро с ног валиться начнёшь.
Скоро его дыхание стало ровным, сонным, а Мария ещё долго лежала, думая над его словами. И не знала, что чувствовать — виноватое облегчение, грусть, благодарность? Или, может, всё сразу?
Обретя цель работы, она окунулась в неё с одержимостью маньяка, но в то же время стала очень дисциплинированной. В ней проснулась страсть к планированию жизненного и рабочего распорядка. Её день был заполнен массой дел, встреч, мероприятий; она ездила с концертами, пела в классических спектаклях, судила конкурсы, записывала альбомы, основала фонд помощи больным раком детям и лично контролировала его деятельность... В её напряжённом графике на сон оставалось четыре-пять часов, а иногда она обходилась и тремя, но усталости не испытывала, чувствуя себя вполне выспавшейся. Это был какой-то бешеный подъём, рабочий и эмоциональный. В её жизни не осталось ни времени, ни места тоске и хандре. Едва проснувшись утром, она подносила к глазам органайзер со списком дел и за чашкой кофе лелеяла в себе клокочущее, радостное предвкушение. Как пловец на старте, готовый кинуться в воду, она нетерпеливо ждала начала рабочего дня и улыбалась, представляя себе, как она сейчас нырнёт в этот водоворот и победоносно справится с ним.
Это продолжалось, пока однажды во время записи сборника классических арий в её груди не вспыхнуло нестерпимое жжение, отдающее в шею и левую руку. Этот ад душил её, он перекрыл кислород и раскинул перед глазами фейерверк искр. Её увезли на скорой прямо из студии звукозаписи — в больницу. Кислородная маска накрыла её лицо, а ей казалось, что её пытаются убить. Она срывала с себя аппарат, металась на носилках внутри машины, а врачи её держали.
Когда Мария очнулась, рядом с ней в палате сидел Борис Михайлович и смотрел на неё с болью, нежностью и тревогой.
— Что со мной? — пробормотала она пересохшими губами.
Он покачал головой.
— Загнала ты себя, вот что. Марусь, ты чего добиваешься таким бешеным ритмом жизни? Куда ты спешишь? Что ты боишься не успеть? У тебя вся жизнь впереди! Ты всё успеешь — при нормальном, человеческом подходе. А вот если будешь продолжать в этом же духе... Даже говорить не хочу.
На руках остались синяки: это её удерживали в машине, когда она там билась, как буйнопомешанная.
