Однажды Мария сказала:
— Влада, я больше так не могу. Так нельзя. У меня чувство, что мы делаем что-то неправильное, дурное, потому что это происходит тайком. А открыться я не могу. Не готова. Я — публичная персона, и если я в таком сознаюсь... Начнётся чёрт те что. Меня заранее трясёт от этой мысли.
— И что ты предлагаешь? — мрачно нахмурилась Владислава. — Ты хочешь расстаться?
Это слово обрушилось, как топор гильотины, одним махом лишив Марию части души. Что-то вмиг умерло, и внутри стало пусто и холодно, как в морозную ночь среди чистого поля. Она ещё пыталась что-то объяснить, бормотала жалкие слова, сама понимая их ничтожество — и своё собственное тоже, но лицо Влады стало далёким, печальным, замкнутым и холодным. Мария ещё цеплялась за отношения, пытаясь в чём-то убедить то ли себя, то ли Владиславу, но бесконечно это продолжаться не могло.
— Всё, Маш, хватит метаться из стороны в сторону, мучить и себя, и меня. Пусть будет так, как ты изначально решила, — сказала Владислава. — Мы по-разному видим выход из ситуации, точнее, я вижу, а ты — нет. Чтобы и ты его увидела, нужно время, но я не знаю, есть ли оно у нас. Больше я тебя не побеспокою. Пусть у тебя всё сложится хорошо на выбранном тобой пути.
Что-то умерло внутри. Впрочем, не что-то — всё. Мария осталась живой марионеткой, которую дёргали за ниточки социальные связи, обязательства, работа. Всё утратило смысл, покрылось слоем пепла.
Через месяц её положили в больницу с рецидивом депрессии. Если в прошлый раз она перенесла болезнь практически на ногах, глотая таблетки и не переставая работать, то сейчас вариантов не было. Её накрыло беспросветно и глухо, просто парализовало. Отменились выступления, снова Борис Михайлович решал связанные с этим проблемы, а Мария беззвучно кричала на больничной койке, стиснув зубами уголок подушки с промокшей от слёз наволочкой.
Выкарабкивалась она из этого тёмного, сырого колодца отчаяния долго, не чувствуя особой причины жить дальше. Это особенно трудно — пытаться выжить, если не знаешь, зачем. Просто так? Она не могла просто так. Ей нужен был смысл, и Борис Михайлович его нашёл.
Он привёз Марию в детский онкологический центр. Там лечились и дети постарше, и совсем малыши, и наличие у них страшной, убийственной болезни рвало сердце в клочья. Сквозь горько-солёный ком в горле пробивался к небу вопрос: «Господи, они-то в чём провинились? За что Ты их так?!» Небо молчало в ответ.
