Нежный стон сорвался с губ Марии, она потянулась ими к Владиславе, незамедлительно ощутив их пылкий ответ. Всё, что ещё оставалось живого в ней, она отдавала в этом поцелуе, наслаждаясь своей проницательностью: да, этот энергично-жёсткий рот был виртуозом в своём деле.
— Я, наверно, кажусь тебе глупой... и доступной, — вдруг ужалило Марию осознание своего положения — полностью во власти Владиславы, с раздвинутыми коленями, между которыми та прильнула, крепко обнимая её. Уже раскрытая, как до конца развернувший свои лепестки бутон, в который Влада в любой миг могла запустить пальцы, и не повернёшь назад, не сомкнёшь бёдра: ласковая бирюза уже победила, уже не сдаст завоёванных позиций. С какой стати ей отступать, если её руки — уже у Марии под платьем?.. Уже хозяйски ласкают ладонями, щекочут, играют, и от этих игр становится так до мурашек горячо и влажно, скользко внутри? Что-то прикоснулось там, пощекотало, а уголки глаз Влады выпустили улыбчивые лучики. Мария вспыхнула: никогда её так беззастенчиво не дразнили, утверждаясь во власти над ней.
— Машенька, ты — взрослая самостоятельная женщина. Прекрасная, зрелая. Я знаю тебе цену, поверь. — Бирюза глаз Владиславы стала серьёзной, пронзительно-нежной, обволакивающей, а рука шаловливо ползла по полному бедру Марии, приподнимая подол платья. — И это даёт мне основание считать себя счастливейшей из всех, потому что ты выбрала не кого-нибудь, а именно меня. Такое солнце, как ты, озаряет всех, и ощущать его в своих руках — великий соблазн и предмет особой гордости. Но хвастаться, бахвалиться этим... Маш, я, может быть, и сволочь в какой-то мере, но не настолько, чтобы ронять честь женщины и обесценивать её выбор. Я осознаю, какое сокровище сейчас у меня в руках. Тебя любят и желают тысячи и миллионы, но ты сейчас смотришь на меня, обнимаешь меня. Это дорого стоит. За это можно всё отдать.
Слова звучали серьёзно и нежно, даже местами возвышенно, а под подолом творилось безобразие. Марию не прекращали дразнить, щекоча и заставляя истекать соками, и это был странный, неоднозначный коктейль, производивший и комический, и эротический эффект, снижая градус пафоса. Она сама была готова рассмеяться над собственными страхами и зажимами, Владислава волшебным образом перевернула, вывернула их наизнанку, и Мария увидела их ненужность. Вынув из букета розу, Владислава провела её бутоном сначала по губам, затем по груди Марии, щекоча ложбинку декольте, а потом с этими дьявольскими голубыми огоньками во взгляде чуть раздвинула лепестки и проникла в серединку цветка языком. Всё в Марии охнуло, обожжённое, пронзённое, а лазоревые чертенята смеялись и грозили: «Видела? То же самое сейчас будет и с тобой, милая».
