Идти дальше, за эту последнюю гряду, было для нас равносильно самоубийству. Из укреплений так плотно и жестко били крупнокалиберные и ручные пулеметы, что не позволяли даже подняться для начала атаки. Попасть на минном поле под пулеметный обстрел – это значит застрять там стопроцентно навсегда.
После третьего отступления, уже на своей позиции, я созвал командиров взводов.
– Что делать будем? – спросил я еще до того, как все расселись в каменном блин– даже.
– Ночная атака – вся наша надежда, – высказал предположение командир второго взвода лейтенант Петросян.
– Вопрос в том, какую тактику выбрать, – заметил я. – Что будет ночная атака – это ясно, об этом можно даже не говорить. Но как мы будем ее проводить? Есть два варианта: рассеяться по всему фронту или собрать роту в один кулак и ударить им в одном месте.
При тусклом свете слабой лампочки, питаемой от аккумулятора, я посмотрел на офицеров роты. Потом, почувствовав беспокойство, глянул на них еще раз и снова не увидел старшего лейтенанта Алишера Алексеева.
– Алексеев где? – спросил я.
Офицеры переглянулись. Алишер всегда был тихим и застенчивым человеком, никогда не лез к другим со своим мнением, и потому его отсутствия сразу никто и не заметил.
– Алексеев где? – переспросил я резко и требовательно.
– После отступления я его вообще не видел, – проговорил лейтенант Петросян.
В это время, словно в ответ на мой вопрос, отодвинулся брезентовый полог, разделяющий командирскую часть блиндажа и «предбанник».
Сержант-связист заглянул в мою каморку, показал на трубку своей рации и заявил:
– Товарищ майор, вас вызывает на связь старший сержант Жеребякин, заместитель командира первого взвода. Говорит, что дело срочное.
Я вышел в «предбанник» и взял в руки трубку.
– Майор Дадашев. Слушаю.
– Товарищ майор, старший сержант Жеребякин, заместитель командира первого взвода. Мы закрепились на позиции, прямо перед последней грядой, с левого фланга, где и наступали… У нас полностью стемнело. Минное поле перед нами. Создаем в нем максимально широкий коридор.
– Алексеев где? – резко спросил я сержанта.
– Он убит, товарищ майор. Я принял командование на себя.
Старший сержант поступил совершенно правильно, именно так, как и должен был.
Но меня снедало раздражение после трех неудачных атак, и потому я грозно осведомился:
– Почему взвод не отступил вместе со всей ротой? Ракеты не видели?
Ракеты, дающие сигнал к общему отступлению, не увидеть было невозможно. Они над всеми позициями летали.
