Они снова снятся мне. В моем сне мы все вместе и делаем что-то веселое – не знаю, что именно. Мои сны не всегда столь своеобразны, и я испытываю облегчение, что во сне мои друзья живы, а проснувшись, умоляю их задержаться со мной еще хоть ненадолго, но они меня не слушают.
Они снова исчезают в темные предрассветные часы, оставив меня наедине с безумным горем и жгучим чувством вины.
В жизни нам время от времени приходится сталкиваться с испытаниями, которые порой кажутся невыносимыми. Я столкнулся с таким испытанием перед тем, как начался мой выпускной курс. Мне пришлось научиться
Мне пришлось преодолеть
Это научило меня
Нет. Я не могу. Простите, уважаемые члены приемной комиссии, но я должен перестать лгать сквозь зубы в этом тупом сочинении, потому что ничему я не научился. И ничего я не преодолел. У меня случаются панические атаки, и я не сплю по ночам. Потеря трех близких друзей не научила меня ничему и не дала ничего, кроме горя и ненависти к самому себе.
Апроломоддвтвдвдваджьлмровлыжжмтлыдфыжыдлыллфлфл
Я сотру всю эту дрянную писанину и пойду поступать в Нэшвилльский государственный общественный колледж, где буду учиться на уборщика. Если только не окажусь за решеткой.
Я откидываюсь на спинку стула и рычу, глядя в потолок. До этого момента сегодняшний день был не так уж и плох. Где-то час назад я вернулся домой после того, как Джесмин закончила играть. Я уже испытываю тоску, думая о тех днях, когда не могу увидеться с ней. И музыка словно распахнула в моей душе некую заржавевшую дверь. Слова снова льются сплошным потоком. Нет, скорее, текут тонким ручейком. Я написал первые две страницы нового рассказа. Это уже что-то, полагаю.
В дверь стучат.
– Войдите, – откликаюсь я.
В комнату входит мама, а следом за ней папа. Лица у них мрачные. Папа держит газету. Мое сердце ускоряет ритм.
– Привет, милый, – произносит мама. – Мы можем поговорить? – Ее голос едва заметно дрожит. Но в рамках сложившейся ситуации я предпочел бы этого не заметить.
– Гм. Конечно.
Папа садится на мою кровать, а мама устраивается рядом. Она поворачивается к папе.
– Каллум, может быть, ты? Я не могу…
Папа откашливается. Он пристально смотрит на меня, а затем переводит взгляд на газету. Его голос звучит тихо. И в нем слышится та же дрожь, что и в голосе мамы.
– Карвер, мистер Кранц позвонил и рассказал об этой статье в «Теннессийце». Окружной прокурор решила возбудить уголовное дело по аварии.
