— Откуда вы это знаете? — не вытерпел Данишев.
Подавив очередную зевоту, старик прикрыл ладонью рот:
— Это мой учитель — царство ему небесное — мне говорил. Он у него служил... он все знал...
— Выходит, этот туз деньги при себе держал? — предположил следователь.
— Выходит, да не совсем. Ведь он с собой их не прихватил.
— А это откуда известно?..
— Молва, мил человек. Молва... Оба помолчали.
— Что нагишом бежал, об этом как будто бы его кучер говорил. Ну, а народ ведь смекалистый, мил человек. Особенно до чужих денег...
— Вы-то, Анатолий Григорьевич, как считаете?
— Моя думка такова: зарыл он, хозяин-то, капиталец. Одним словом — спрятал. Вот всякие авантюристы и рыскали как голодные шакалы по нашему дому. — Винокуров перестал зевать, и в его глазах появился холодный блеск. — А этот... как его, ну... кучер хозяина дома, жил, говорят, в той самой квартире на первом этаже, которую позднее предоставили мне. Вот так, мил человек.
— А как фамилия этого кучера?
— Чего не знаю, мил человек, того не знаю. Тут в этом доме есть старожилы, живут с двадцатых годов...
Винокуров ничего толком не знал про Цветову, только слышал, что она, как он выразился, рассчиталась с жизнью в этом бренном мире по собственному желанию.
Данишев разузнал в жилищной конторе о старожилах. До позднего вечера он ходил по квартирам, собирая нужную информацию и просеивая ее через сито анализа. И теперь поздно вечером, расположившись на раскладушке у себя в комнате, он сопоставлял добытые крупицы информации с тем, что уже было ранее известно по делу об убийстве Цветовой.
— Итак, — начал рассуждать Данишев, напрягая утомленный мозг, — покойная Цветова, оказывается, была горничной хозяина этого дома господина Аршева и по совместительству его возлюбленной. И было ей тогда около двадцати...
В дверь постучали.
— Входите, не заперто, — отозвался Назип.
То была соседка Асия. Она, как ребенок, всхлипывала, вытирая глаза платком.
— Извините, что беспокою... — начала она. Данишев мигом встал:
— Слушаю, слушаю вас! Что случилось?!
— Я хотела обратиться к участковому, а они не дали выйти обратно из подъезда.
— Кто «они»?
— Да эти, субъекты... выпивальщики. Они там в подъезде стоят и пристают к женщинам. Сначала меня не пропускали домой... а потом один из них оскорбил меня и сорвал с меня бусы — подарок матери... они там рассыпались... собрать не дали... еле вырвалась от них... Превратили подъезд эти проклятые алкоголики в конюшню — тут же выпивают, тут же и оправляются. Запах в подъезде как в запушенном туалете...
