Рудольф тоже спешил, спешил закрепить успех. Вскинув руки в боевую стойку, нагнув голову, на которой щетинились волосы, пряча круглый подбородок под выставленное левое плечо и сбычившись, не останавливая наступательного движения, он шел прямо на Рокотова. Шел, как танк, грозный и несокрушимый, готовый обрушить залп тяжелых ударов.
Валерий, чуть нагнув голову, с упрямым блеском в сузившихся глазах шел грудью вперед, шел, почему-то не поднимая рук в боевое положение. В прокуренном переполненном зале стало тихо. Одни зрители удивленно смотрели на русского, не понимая, почему он медлит, не поднимает рук. Другие считали его поведение дерзким вызовом прославленному мастеру, мальчишеством, за которое придется расплачиваться дорогой ценой. Третьи, полюбившие Рокотова за дни чемпионата, видели в его опущенных руках не перчатки, а тяжелые связки гранат. Так снежной осенью сорок первого на подступах к Москве вставали против фашистских танков…
В напряженной тишине раздался окающий волжский басок, сильный и уверенный:
- Валера! Покажи ему Сталинград!
Они схлестнулись в середине ринга. И в то мгновение, когда столкновение казалось неизбежным, когда дистанция стала зоной боя, а Шилленбург уже дал залп и его кулаки начали полет, Валерий, так и не поднимая рук, неожиданно сделал резкое движение телом в сторону с поворотом на носках. Такие повороты выполняют тореадоры, пропуская в сантиметре от себя разъяренного быка. Под подошвами боксерских ботинок звучно скрипнула канифоль.
Шилленбург, не ожидавший такого маневра, проскочил мимо, и его удары пошли в воздух. А Валерий с полуоборота, казалось бы неудобного положения, нанес два спаренных удара по корпусу и, шагнув вперед, вошел в ближний бой. Откуда у него взялись силы, он и сам не знал. Забывая о вывихнутом пальце, он пустил в ход свои чугунные кулаки, нанося тяжелые удары по животу, вкладывая в каждый из них восемьдесят один килограмм собственного веса: «Сбить дыхание… сбить… И коротким снизу вверх… Только наверняка!»
Рудольф, защищаясь подставками перчаток и локтем, попятился назад, пытаясь выскользнуть из опасного ближнего боя. Назад, назад… Но никакие силы не могли оторвать русского, он, как гвоздь к магниту, прилип к нему. Они двигались по рингу, словно связанные одной веревкой. Тогда Рудольф, понимая, что он не только теряет очки, но теряет и силы, ибо каждый удар как прямое попадание снаряда, что так можно и проиграть, грубо схватил, обнял Валерия. Не дать работать! Ослабить темп! Судья замешкался. Мюнхенец, держа русского, дважды попытался нанести удар головой. Бровь… Рассечь ему бровь… Тогда судья остановит бой, и этого сумасшедшего русского снимут за «невозможностью продолжать поединок».
