Перед домом правления стояло еще два танка и три тупоносых грузовика. Когда подошли ближе, Вовка чуть не вскрикнул. Он увидел силуэты повешенных Их было трое: женщина и двое мужчин. У Вовки сжалось сердце.
- Шнель!
Получив увесистый подзатыльник, Вовка поспешил к освещенному входу.
В большой комнате, которая еще вчера была кабинетом председателя за тем же письменным столом сидел тощий длиннолицый немец в сером мундире с витыми погонами на плечах. Откинувшись на спинку кресла, он курил сигарету. В комнате сидели еще несколько немцев и один русский мужик с хитрым лицом.
«Предатель», - подумал Вовка.
Солдат, приведший Вовку, шагнул вперед, стукнул каблуками, вскинул руку и быстро по-немецки что-то доложил длиннолицему. Тот, не вынимая сигареты изо рта, спросил по-русски, показывая на Вовку:
- Кто он есть?
Мужик с хитрым лисьим лицом вскочил и дважды угодливо поклонился:
- Уже опознал, ваше благородие! Тутошний… то бишь, приезжий мальчонка, сын командирский, майора Батурина. Внук вон той старой стервы, что болтается в петле. - Он кивнул в сторону окна.
У Вовки дрогнули колени.
- Бабушка! - закричал он и кинулся к двери, но тяжелый удар сбил его с ног. Вовка больше не слышал, что говорил мужик немцам, что приказал длиннолицый своим солдатам, не чувствовал, как его тащили по земле.
Мальчишку швырнули в сарай, как мешок с опилками сбрасывают с подводы. Но он не упал, его подхватили чьи-то руки. Он не слышал, как старая учительница Антонина Ивановна горестно произнесла:
- А дети чем провинились?
В сарае было темно и душно. Кто-то чиркнул спичкой, и несколько человек склонились над мальчишкой.
- Не из нашей деревни, - сказала Антонина Ивановна. - Как он попал сюда?
- Беженец, наверно.
- А я, кажется, где-то видал его, - тихо сказал Илларионыч, старый колхозный счетовод.
Спичка погасла, и в сарае снова стало темно. Вовку уложили на землю у самой стенки.
Бабка Егориха, мать председателя колхоза, намочила в ведре платок и положила Вовке на голову.
- Зверюги окаянные, даже детей не жалеют!
Мария Батурина сидела в дальнем углу, качая на руках двухлетнего сына. Охваченная недобрым предчувствием, она стала пробираться, расталкивая в темноте людей:
- Дайте взглянуть… Посветите, люди добрые…
К Вовке медленно возвращалось сознание. Холодный компресс привел его в чувство. Не открывая глаз, Вовка слушал разговор, еще не понимая его смысла. Он доносился глухо, словно через толщу ваты. Так бывает, когда накроешься с головой теплым одеялом да еще нырнешь под подушку. Голоса слышишь, а разобрать слов не можешь.
