– Уберите меня хоть куда-нибудь от этого идиота, – я готов был ползать перед ними на коленях, – больше так не могу!
– Нет, лежи. Больше некуда.
Кое-как я это пережил. Лежал с ним меньше двух недель – хотя мне показалось вечность, – и все это время он в меня плевался. Дебил! А я смотрел в потолок и думал, что, если бы у меня была мамка, она бы меня защитила. Хоть к заведующему отделением бы пошла. А еще лучше – забрала бы скорее домой. Ремонт там, не ремонт, разве детей сдают из-за этого в психбольницу?! Но меня защитить было некому. А к этому козлу приходила то ли мамка, то ли бабка, то ли тетка и через окно в палату – у нас были зарешеченные окна, мы лежали на первом этаже – передавала всякие гостинцы. Я смотрел на все это и ничего не понимал. Этого борова обихаживают и не могут ничему научить?! Он же домашний ребенок, блин! А харкается как свинья. В общем, я кое-как выдержал этот период, все эти унижения, а потом меня перевели во второе отделение, где уже было все нормально. Сначала заселили к младшим. Я там стал, типа, помощником. Привели во второе отделение и не знают, куда меня определить. Положили на тихий час к малышам, потому что у них там была свободная кровать. А потом я помню, как сидели две воспиталки – та, которая у младших, и та, которая у старших – и обсуждали, куда меня определить. Я не спал, подслушивал. Боялся, что меня опять куда-нибудь не туда затолкают.
– Нам пока его деть некуда, – воспиталка старших вздохнула, – мест нет.
– Ну, пусть с нами остается, – ответила другая, – будет мне с малышней помогать.
Я лежу с закрытыми глазами и такой: «Йеееес! Слава богу!» Конечно, я не хотел к старшим идти – вдруг они меня не примут, начнут обижать, как тот придурок. А тут я сам оказался самым старшим. И я честно воспитателям помогал, а они всегда меня подкармливали. Просто приносили что-нибудь из своей комнаты отдыха.
– Гооооша, у нас огурчики тут соленые остались. Будешь?
– Ооо, огурчики, спасибо огромное!
Я был почти счастлив. Дети в палате – от пяти до семи лет, а мне уже было одиннадцать. Понятно, что я ими командовал. Но надо сказать, никогда никого не обижал – у меня не было такой привычки, младших бить, хотя сам немало натерпелся от старшаков. Наверное, поэтому и решил сломать эту тупую баторскую традицию, по крайней мере, не продолжать ее. Вот так я с малышами какое-то время пожил, около недели, а потом меня перевели в старшее отделение, когда там место освободилось. И в новой палате у нас образовалась своя компашка. Там оказался один мой знакомый. Его звали Максим, и он лежал со мной в психоневрологическом санатории. Только не в этом году, а в прошлом.
