И со счастливым видом вздохнул, вспоминая ее поцелуй и продолжая наслаждаться слабыми следами ее запаха, одновременно чувствуя себя виноватым за то, что допустил его. Я надеялся, что когда-нибудь она сделает так еще раз, и ругал себя за это желание.
Последняя трапеза с лучшими в мире жареной рыбой и картошкой фри поджидала меня в «Рула Була», поэтому я встряхнулся, выходя из транса, и направился на север, полный решимости насладиться своими последними часами в Темпе.
– Привет, Сиодахан! – прогрохотал мужской голос у меня за спиной, и я инстинктивно нырнул в сторону и развернулся на каблуках, готовясь отразить нападение.
Моя правая рука метнулась к замаскированной за правым плечом рукояти Фрагараха, но я расслабился и не стал вынимать клинок из ножен, когда увидел, что мне ничего не угрожает. Спортивный афроамериканец стоял перед «Триппи Хиппи» и смеялся надо мной.
– Вау. Твоя паранойя успела заметно подрасти со времени нашей последней встречи.
Меня смутило то, что я не мог узнать человека, которому было известно мое настоящее ирландское имя? Он выглядел вполне себе дружелюбным, но я понятия не имел, кто он такой.
– Приди к Иисусу, – сказал мужчина, широко улыбаясь и раскрывая мне объятия.
Он был одет в вареную футболку, на которой доминировали красный, желтый и зеленый цвета, с белым знаком мира, отпечатанным на груди, свободные голубые джинсы и «Чак Тэйлор»[18] классического черного цвета. Он выглядел приветливым, а голос и привлекательная внешность напомнили мне парня из рекламы шампуня «Олд спайс».
Я никак не мог его вспомнить, и это ужасно меня раздражало, потому что такого просто не могло быть. Случайным людям не известно мое ирландское имя – как, впрочем, и большинству нынешних друзей, в том числе Грануаль. И вряд ли он его угадал: «Сиодахан» уже очень долго не входит в список тысячи популярных детских имен. Получалось, что парень знает меня с прежних времен или как-то связан с тем, кто был тогда со мной знаком. Я едва не посмотрел на него через мои очки фейри, но что-то меня остановило. А вдруг он действительно Иисус? Ведь тогда, если я посмотрю на него в магическом спектре, моя сетчатка будет сожжена. Поэтому я решил просто спросить.
– Быть может, вы хотите поговорить со мной на арамейском? – заговорил я на этом языке. – Боюсь, я не могу припомнить, когда говорил на нем в прошлый раз. А вы?
Он без труда перешел на арамейский.
– Конечно, – ответил он, и его улыбка стала еще шире, а в глазах заплясал смех. – Мы беседовали на нем в Англии, когда перевозили сокровища тамплиеров и оставляли ложные следы. Ты знаешь, я получил огромное удовольствие от короткого визита в этот мир. Сколько бесконечно творческих теорий тогда возникло и какую пищу для размышлений они дали многим близоруким ученым.
