– Нет, ты бы не захотела, – сказала я. – Я – овца, помнишь?
Она ухмыльнулась.
– Я сказала: не будь овцой. Вот что происходит, если слишком долго дружишь с Уиллоу Гудвин.
– Я на самом деле не ее подруга. Просто играю роль под прицелом камер.
Она рассмеялась слишком громко.
– Ну, ты не звучишь как овца. У тебя прекрасный голос. И что бы ты до этого не делала на фортепиано? Это было тоже невероятно хорошо.
Я покачала головой.
– На самом деле, нет.
– О, да, – сказала она. – На самом деле. Что это было?
Я рассмеялась, не сдержав нахлынувших эмоций.
– Я только что придумала. Ерунда.
– Это не ерунда. Правда. У меня мурашки побежали. На мгновение я почувствовала, что нахожусь в другом месте. Или кто-то другой.
Как музыкант, я никогда не надеялась получить столь значимый комплимент. Создавать музыку, способную к изменениям, способную менять чувства людей к самим себе?
– Спасибо, – я сделала к ней шаг. – Никто никогда не говорил такого о моей музыке.
– Я никогда не слышала ничего подобного. А я слушаю много живой музыки.
– Где? – спросила я.
– В театре «The King» в Бельвью. Один раз в месяц там устраивают музыкальный вечер. Я постоянно хожу.
– Выступать? – я была впечатлена.
– Нет, – поспешно сказала она. – Никто не хочет слушать одинокий пищащий кларнет. Но если бы у меня был пианист, чтобы аккомпанировать мне…
Предложение повисло в воздухе.
Мое горло начало сжиматься от одной только мысли об этом.
– Я, мм. . . обычно играю только для себя. В смысле одна. Дома.
– Ох. Конечно. Я понимаю.
Она закатила глаза и начала разбирать кларнет, чтобы убрать в футляр.
– Нет, на самом деле. У меня боязнь сцены, – объяснила я. – Ужасная. Полностью парализована, до ужаса.
– Проходила терапию?
Я покачала головой.
– Я не могла.
– Почему нет?
Я подумала о Брейди, терапия, в которой он нуждается, только лишь, чтобы справиться с обычными повседневными вещами, такими как общение и использование карандаша. Плата за это стоила нам дома. Оплачивать терапию за что-то столь отстойное, как боязнь сцены, кажется немного эгоистичным.
– Фортепиано – моя терапия, – сказала я. – Ты знаешь, когда очень сильно хочется кричать или плакать, или смеяться? Я просто делаю это на фортепиано.
Никому раньше я никогда не объясняла это, а тут я рассказала Молли Палмер.
– Это чертовски странно, – сказала она. – В самом лучшем смысле этого слова
Я улыбнулась, когда раздался звонок.
– Может быть, увидимся в следующий раз. Мы могли бы практиковаться вместе.
