Я позволила моим мыслям слиться с гаммами, добавив синкопы (Прим. смещение ритмической опоры в музыке с сильной доли такта на слабую) и ритм к нотам, которые я играла. Почему Риза предположила, что Джеймс богат? Только потому, что он водит хороший автомобиль? Может быть, он работал для этого, приобрел на собственные деньги. Может быть, он из тех юношей, которым все равно живет ли девушка в особняке или в башмаке.
Ноты лились из-под моих рук, возвращая меня к спору между родителями, который я подслушала этим утром. Низкие, мягкие и тревожные. А после стремительные, как и мое сердце. То, как я быстро крутила педали, беспомощное падение и глупое, я, на самом деле, обрадовалась, увидев Ленни, страх, вернувшийся, когда он уехал прочь, а после ехала, пошатываясь и медленно. Все это вылилось в неистовство звука. Затем улыбчивая, быстрая и счастливая нота для Джеймса и обратно. Смех. Живые и любопытные, две игривые мелодии, пришедшие к резкому завершению. Возвращаясь на круги своя. Мое счастье закончилось.
Если бы кто-нибудь знал, как правильно слушать, они бы услышали все мои секреты в песне, которую я сыграла.
Спокойствие нахлынуло на меня, как только я закончила сбрасывать свой день на клавиатуру. После этого я сыграла нечто знакомое, успокаивающее – одну из колыбельных, написанную мной для близнецов. Я спела мелодию так тихо, как только могла, чтобы никто не услышал меня в коридоре.
– Это мило.
Я развернулась и увидела, сидящую здесь Молли Палмер, частично спрятавшуюся за басовым барабаном, с кларнетом на коленях.
– Извини, – сказала она. – Не хотела напугать тебя или шпионить за тобой или что-то еще. Я только села попрактиковаться, когда ты вошла. Подумала, что ты меня видела, но потом ты начала играть и, ну, …
– Все в порядке.
Я мгновенно закрыла крышку фортепиано и поспешила к двери. Совсем забыла, что Молли играет на кларнете. Помнила, что ее отец был музыкантом. У них была небольшая студия звукозаписи в подвале.
– Знаешь, а ты хороша, – сказала она. – Я бы хотела еще услышать.
Я остановилась и взглянула на нее. Мы дразнили ее из-за сумасшедших платьев с цветочками, которые она носила, когда мы были друзьями в девятом классе, но больше на ней не найдешь цветы. Тем не менее, она все еще причудлива. Поношенные армейские сапоги с обтягивающими выцветшими джинсами и вязаный свитер настолько большой и мешковатый, что едва не проглотил колени. Она выглядела так, как будто сбежала из восьмидесятых.
