Наконец-то восходит солнце, я ненадолго снимаю с себя ношу командира и просто смотрю на кишащее пчелами небо. Потом я приказываю Дракону дать мне воспользоваться его зрительным каналом, потому что он гораздо лучше различает цвета.
Вокруг меня трупы врагов. Они стали врагами по моей воле. Я принял решение как командир. Никто не скажет мне за это «Хороший Пес» или «Плохой Пес». В кого я превращаюсь?
Я отправляю сообщение только Патоке: «Я скучаю по Хозяину. Я скучаю по Харту».
Канал Патоки: «Я знаю, Рекс».
Мой канал – Патоке: «Так мы поступили правильно?»
Канал Патоки: «Надеюсь. Доверься мне, Рекс. Ты должен мне верить».
Зачистка заняла какое-то время.
Никто из нападавших не выжил. Бегущих методично отстреливала рептилия. Она забралась по стене церкви на крышу и просто целилась и стреляла, целилась и стреляла, пока не осталось ни одной бегущей фигурки.
Де Сехос занималась ранеными. Эстебан сказал, что погибли семь жителей Реторны, а одиннадцать ранены, в основном попали под перекрестный огонь. Некоторые получили переломы, столкнувшись с животными. Она делала что могла, израсходовав весь запас антисептиков и обезболивающих.
Раненые не то бандиты, не то анархисты, не то отбившиеся от своих наемники все равно не выжили. Их было много – звери действовали жестоко, но не всегда смертоносно. А теперь Рекс переходил от одного к другому с терпением священника, проводящего последние ритуалы. Де Сехос не сразу поняла, чем он занимается, но потом увидела. Он ломал им шеи незаметными умелыми движениями огромных рук.
В этот момент де Сехос лечила бедняжку Марию Чикауа, сломавшую голень при столкновении с псом, она вскочила и крикнула в огромное собачье лицо, что он чудовище, велела ему прекратить, говорила, чтобы он убирался из Реторны и возвращался туда, откуда пришел.
Он даже не изменил темп, а когда она встала на его пути, оттеснил ее в сторону, будто ее вообще не существует.
– Они враги.
Он произнес это не по-испански, но ее знаний английского хватило, чтобы понять.
– Доктор Теа де Сехос, тебя ждут пациенты, – послышался безобидный женский голос медведицы.
Она – ведь она женского пола? – стояла, по-прежнему сжимая в руках огромное орудие, рассветные лучи играли на шкуре, придавая ей желтоватый оттенок, местами почти золотой. – Ты бы предпочла, чтобы нас здесь не было и мы не дрались с этими людьми?
– Видимо, ваш мир всегда так прост.
Де Сехос вернулась к Марии и поставила на место сломанную голень.
