22. Междометия взрослости
В детстве я воспринимал фразу «парадоксов друг» из пушкинского «и гений, парадоксов друг» как нечто вроде «сукин сын». До сих пор иногда хочется выругаться во время ссоры «да пошел ты, парадоксов друг».
В детстве я считал, что в строке «Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам» «Неуклюжи» – это такие сказочные создания, милые и неповоротливые.
В детстве язык вообще воспринимается мифологически, как дремучая грандиозность.
С годами он мельчает и рассыпается на междометия.
На последнем этаже нашей старой советской школы располагался странный кабинет. Он был закрыт, почти всегда. А когда приоткрывался, всего на мгновение, внутри чернел мрак. Мы не приближались к нему даже в разгар самых вдохновенных игр. Во время салочек и жертва, и охотник делали большой крюк, оббегая таинственную дверь.
Однажды в пятом классе на уроке ботаники учительница построила нас и повела куда-то наверх. Мы поднялись на последний этаж. И я понял, что она ведет нас за ту самую дверь.
Окна кабинета были занавешены тяжелыми черными шторами. Нас рассадили по партам, в произвольном порядке. Дверь закрылась, и мир погрузился в кромешную темноту.
Все происходящее, особенно внезапная произвольность рассадки, убедило меня в том, что началась ядерная война.
Но вместо ядерной войны вдруг начался фильм. В дальнем конце кабинета застрекотал проектор. Нам показали учебную картину про водоросли.
В тот день я мог умереть дважды. Первый раз – от ядерной войны. Второй – от удушья, потому что я забывал дышать.
Стрекотание проектора, шелестящий голос диктора, вибрация динамиков, пульсация экрана в темноте – для меня это стало чем-то сродни религиозному опыту.
После посещения странного кабинета я, круглый отличник, стал прогуливать школу.
Я пробирался в заветный кабинет на последнем этаже, на чужие уроки ботаники, прятался перед началом под парту и смотрел учебный фильм про водоросли, третий, пятый, десятый раз. Голос диктора убаюкивал, в динамиках журчала вода, и я представлял себя на дне глубокого озера, счастливейшей из рыб. Пока на одиннадцатый раз меня не выловили из-под парты за жабры.
Именно тогда, под сверчок проектора в ночи среди белого дня, я самозабвенно, страстно и беззаветно полюбил кино.
