— Навозом воняет! Хоть сейчас в работники!
Ергуш покосился на нее, зубы стиснул, ничего не сказал. Непонятый, сердитый, повалился навзничь на лавку.
Рудко сидел на пороге. Строгал палочку тупым ножом и усмехался так же противно. Рад был, что Ергушу досталось.
Мама наполнила миску зеленой фасолью, поставила на лавку.
— Ешь, — сказала она. — А крестной моей матери и вперед помогай…
— Мы и на лошадях ездили, — продолжал Ергуш, лежа и глядя в побеленный потолок. — Коняги у них толстые, как свиньи. Я на Феро ехал, вот так ноги пришлось расставить! — Он показал, как надо было расставить ноги, и угодил пяткой в фасоль. Фасоль была горячая. Ергуш обжегся, вскочил.
— Зачем сюда поставили? — плаксиво закричал он. — Всю ногу обварил теперь!
Мама так и затряслась, удерживаясь от хохота. Знала, что фасоль вовсе не так уж горяча, чтоб обжечь. Анна смеялась громко, Рудко подскакивал от радости.
— Нечего ржать! — сердито крикнул Ергуш.
Он схватил миску с фасолью и жадно съел.
В кухне стемнело. С юга наплывали тяжелые тучи, ветер рвал деревья.
— Гроза идет, — сказала мама.
Ергуш вышел в сад. Теплый вихрь теребил волосы, обдувал голую грудь под расстегнутой рубашкой. Рубашка надувалась, как шар. С деревьев падали отломанные ветки. Птицы укрылись, и не видно их. Брызнул дождь — большие редкие капли. А потом сразу хлынул как из ведра. Ергуш спрятался в сарай, стал смотреть на ливень.
Туча играла зеленоватыми отблесками. Громыхал гром, молнии взблескивали, похожие на длинные кнуты. По двору плясали маленькие водяные колпачки.
Плескалось, журчало, гремело. Вспыхивало мгновенно и снова темнело. На берегу Ольховки молнией срезало большой сук у вербы. Еще сильнее припустил ливень. Трава полегла, ручейки грязной воды зазмеились по двору. Мама зажгла в кухне сретенскую свечу, тихонько молилась.
Быстро промчалась гроза, исчезла за горами. Синее небо заблестело в лужах, земля запахла хлебом. В скошенном саду распрямилась мелкая травка, засверкала соками свежими.
Ергуш заметил в саду что-то странное, черное, как бархат; оно шевелилось в молодой траве под деревьями. «Наверное, дрозд, — подумал он. — Крылья намокли, не может летать».
Он перепрыгнул через плетень и, прячась за деревьями, шаг за шагом стал подкрадываться. Взял шляпу в обе руки, бросился вперед, растянулся на животе. Под шляпой что-то возилось, отчаянно трепыхалось. Что-то сильное, мускулистое. Ергуш недоумевал: что бы это могло быть? У птицы нет такой силы…
