— Кроме каких? — принудила она себя спросить.
— Этих… невидимых… Они текут у тебя из глаз… И у птиц они текут, и у деревьев… И я утираю их, и деревья и птицы утирают мои, и нам весело страдать вместе… Дай я утру!..
И Семен протянул к ней руку. Но насытившись словами, запустил ее в волосы под ермолку и почесался.
Морта собралась было в обратный путь, но услышала скрип колес.
Телега катила из местечка и издали было трудно различить, сколько в ней седоков.
Поначалу Морте показалось, что только двое, но когда воз приблизился, она, кроме урядника Ардальона Игнатьевича Нестеровича, лавочника Нафтали Спивака и парикмахера Берштанского, увидела еще двоих — синагогального служку и солдата с ружьем на коленях и самокруткой в зубах.
Когда телега поравнялась с ней и Семеном, Морта, обращаясь неизвестно к кому, спросила:
— Куда вы?
— Да уж, наверно, в острог. На пасху, — бросил парикмахер Берштанский, но поймав сердитый взгляд солдата, замолк и привалился к грядке.
Солдат обдал его, как презрением, махорочным дымом.
— В Россиены мы, — снизошел правивший лошадью Ардальон Игнатьевич.
Но и он больше не проронил ни слова. Синагогальный служка тер слезившиеся на ветру глаза, а Нафтали Спивак, вытащенный, видно, из теплой постели, походил на бескрылого филина — рад бы взлететь да не может.
— Возьмите меня! — плетясь за телегой, проговорила Морта.
— Не велено! — прогудел солдат, натужно выдувая изо рта и ноздрей бело-голубые колечки дыма.
— Жена она, — прошамкал Нестерович, пытаясь умаслить стражника, — того… ну этого… корчмаря… Может, возьмем, а? — И, не дождавшись ответа, бросил Берштанскому: — Подвинься!
Парикмахер подвинулся, а синагогальный служка, перевесившись через грядку, помог беременной забраться в телегу.
Откуда солдат знает Ешуа, мелькнуло у Морты. Он до сих пор никакого дела с солдатами не имел.
За Видукле, в каких-нибудь двадцати верстах от Россиен, молчавшая всю дорогу Морта спросила по-еврейски:
— Стряслось что?
— Разговорчики! — насупился солдат.
— Господи! — вырвалось у Нафтали Спивака.
— Разговорчики!
— Ну и дожили! Даже с богом нельзя!..
— Я покажу тебе бога, морда, — ощетинился стражник и для острастки приподнял ружье.
Ардальон Игнатьевич Нестерович, который дохаживал в урядниках последние дни — после пасхи его должен был сменить другой, построже да помоложе, из Вилькии — участливо глядел на Морту, на погорельца Спивака, на парикмахера Берштанского, стригшего к брившего его почти что четверть века даром, за ради уважения к начальству, на чахлого синагогального служку, не забывая и про свою должность возницы, тускло отражавшую заходящее солнышко его прежней службы, пусть не ахти какой, но все-таки царевой.
