— Э, то когда было! — махнул рукой Милентий. — Он еще при наших, как только началась война, по приказу все свои катушки и жестянки посдавал.
— Ну и что? — вмешался в спор Игорь. — Давайте попросим его, может быть, что-нибудь и придумает.
На том и порешили. Уже прощались, договариваясь о следующей встрече, пожали друг другу руки, когда Милентий вспомнил, что на блокпосту станции Калиновка-вторая есть взрывчатка.
— Наши части, — пояснил Кульчицкий, — отступая, не успели ее вывезти. Мне об этом один железнодорожник рассказывал.
Стали думать, как забрать взрывчатку. На станцию можно попасть только с пропуском, а раздобыть его не так просто.
— Но все-таки кому-то пропуска эти выдают? — рассудительно заметил Гриша.
— Только тем, кто работает на железной дороге.
— Так в чем дело? Может быть, ты и пойдешь туда работать? — предложил Довгань, взглянув на Милентия. — Мы с Игорем будем продолжать поиски связи с подпольем, писать листовки, Гриша подумает, как достать оружие.
— Хорошо, я попробую, — согласился Милентий.
Скрипнула калитка, и во двор вошел сельский полицай. Хлопцы молча, будто не замечая его, начали расходиться. Полицай пропустил их мимо, обшаривая каждого вопросительным взглядом (ведь в школу вместе ходили, а никто с ним даже не поздоровался!), но Милентия Кульчицкого, с которым был знаком ближе, остановил.
— Зря ты, Кульчицкий, с ними связался. Они тебя добру не научат.
Полицай видел, что люди его сторонятся, и чувствовал себя беспомощно, как мальчишка, который набедокурил. Ему хотелось поговорить с кем-нибудь, чтобы успокоиться. Милентию тоже было интересно знать, что думает и чувствует человек, который стал полицаем, продался врагу. Молчание Милентия пробудило в душе полицая слабую надежду найти в нем если не сообщника, то, по крайней мере, нейтрального собеседника. Полицай продолжал, надеясь вызвать парня на откровенность:
— Думаешь, я дурак, не заметил, что вы там ни в карты, ни в лото не играли, хоть Гриша и вынес кубики.
Милентий растерялся. Полицай своим вопросом застал его врасплох. Надо было что-то немедленно придумать. «Он хочет откровенности, — подумал юноша, — надо это использовать».
— Ай, — театрально вздохнул Милентий, — разве теперь лото на уме? Ты, например, вроде и неплохо устроился, а все же у тебя на душе неспокойно. А хлопцам же совсем плохо. Игорь Коцюбинский числится при управе. Работа тоже ничего, вроде бы интеллигентная, возле власти. Но кто он? Куда пошлют. Хуже уборщицы. А Довгань? Разнорабочий. И это после того, как человек целый год в институте проучился! Думаешь, легко? То же самое и у Гриши. Того и жди, что из родного села куда-нибудь запроторят или в концлагерь бросят. А что — призывной возраст! А мне так еще хуже — ни туда, ни сюда. На приличную работу вроде твоей еще не берут, я же моложе всех, а согласно немецким законам подлежу мобилизации. А жрать-то надо каждый день. Вот и думаем. А ты говоришь — лото. Какое тут, к черту, лото!
