Кстати, где наш венок? Гавриленко еще удумает заказать бумажную ленту. Нет, Нонна помнит, что надо матерчатую. Красную с золотыми буквами. Или черную? Все-таки солидная организация, не соседи по дому. Вон у них как! Буквы с завитушками. Зато цветов не пожалели. Да — цветы! Эти не кладите в гроб. Разбросаем по дороге, когда будут выносить. Целлофан — сюда. Кто видел ножницы? Спасибо. Вы откуда? А-а… Помню. Сколько пришлось биться, чтобы прошла та статья! Вы работаете там же? На повышение? Сева… Всеволод Михайлович долго работал над статьей. Было мнение, что… Но он настоял на своем. Да-да, директора сняли. Выступите на траурном митинге? От имени рядового читателя. Принципиальность покойного, его упорство, бескорыстие. В двух словах о своей истории. Как пример. Лучше бы набросать канву… Вы меня не так поняли: от волнения люди часто сбиваются. Что же мне самой сказать? Коротко, но емко. Не обходя острых углов. «Это был человек сложный, как сама жизнь». Цветы. Какая крупная пчела! Еще одна. Люди умирают, а пчелы собирают мед на венках. «В день похорон, в час медосбора…» Давно не писала стихов: тут разве успеешь? «Сквозное кружево оград, и время, равнодушный стражник… странник…» Давление падает. «Ограды кружевной узор, плиты могильной тусклый… черный… серый камень… канул камень…» У-ме-ер!!! И никогда, никогда больше не… Ох! Ох! Нельзя распускаться. Нельзя. Столько людей. Я не имею права. Отойти. Сесть. Таблетку. «Сквозное кружево оград… и тень цветка на постаменте… и тяжкий крест». Бездарь! Тупица! Идиотка! Ничего я никогда не сочиню. И ладно, и пусть.
Галя, дать бабушке таблетку? Я провожу вас во двор, там прохладней. Понимаю. Словно сына потерять. Садитесь. Вот здесь. Трудно им придется. Особенно Анюте. Она точь-в-точь Сева. Мы постараемся заменить… заменить… Да. Понимаю. Да-да. Сейчас об этом, конечно, говорить рано, но если Павлик задумает пойти на журфак, я первая… Можете не сомневаться. Бабушка, вы еще посидите, а я сбегаю наверх, там еще масса дел. Масса. «По крышке гроба комьев гром… град… и медь…» Получится: «иметь»… «Шопен в неистовом крещендо»… вычурно… «в неистовом полете… порыве»… Как легко писал Сева! Ему все давалось само собой. Сел, и готово. Нет, мучился. Но не подавал вида. «Летели комья в час последний, летели пчелы на цветы… и дух сентябрьский, осенний…» «Последний — осенний»? …«И дух трагический, осенний, как чувство… как бремя вечной правоты…»
