— Итак? — сказал Кувакин.
— Простите, не понял?
— Я опять о валюте, Григорий Сергеевич… Не обессудьте— такая работа. Заставляет быть настырным.
— А вы знаете,— оживился Татулин,— не только ваша, всякая работа заставляет человека быть настырным, если уж вы употребили это слово,— Татулин быстро взглянул на Демина, как бы извиняясь.— Всякая работа заставляет человека быть, я бы сказал, настойчивее, целеустремленнее…
Бедный Коля, подумал Демин. Он уже неделю бьется с этим прохвостом. Представляю, что он наговорил ему во время допросов. Мы сидим здесь уже минут пятнадцать, а в протокол заносить нечего. Откуда такая уверенность? А может, ее и нет, уверенности-то? Может, это все, что ему остается? И он уже смирился с годом-двумя заключения и теперь просто тянет время, понимая, что оно зачтется ему в общий срок…
— Григорий Сергеевич,— снова заговорил Кувакин,— вы уже назвали Ларису Шубейкину, Зинаиду Тищенко, Наталью Селиванову… Что у вас на сегодня приготовлено?
— Пора уже и Иру назвать, мне кажется,— негромко обронил в своем углу Демин.
Улыбка на лице Татулина как бы остановилась, но он тут же сделал вид, что не слышал слов, прозвучавших за его спиной. Однако восстановить игривое настроение не смог. И молчания не выдержал.
— Вы что-то сказали? — повернулся он к Демину.
— Да,— спокойно подтвердил тот.— Я сказал, что вам, очевидно, уже пора назвать Иру.
— Какую? — любознательно спросил Татулин.
— Вы многих Ирин знаете? Назовите двух-трех.
— Хм… Вы так поставили вопрос, что, право же, я затрудняюсь сказать… Действительно, откуда мне знать, кого именно вы имеете в виду?
— Григорий Сергеевич, скажите, неужели мы с Кувакиным производим на вас впечатление круглых дураков?
— Что вы! — в ужасе замахал руками Татулин.— Вы оба кажетесь мне очень грамотными, интеллигентными людьми, с вами приятно беседовать… С вами даже здесь приятно беседовать,— он обвел взглядом унылые серые стены.— Скажу больше…
— Григорий Сергеевич! Остановитесь на минутку, позвольте мне сказать несколько слов, прошу вас! — Демин был спокоен, даже благодушен…— Прежде всего меня удивляет ваше легкомыслие, ваше столь пренебрежительное отношение к собственной судьбе. Даже не знаю, чем это объяснить… Эти комедии, которые вы не устаете разыгрывать, странная непонятливость…
Татулин пожал плечами, вопросительно посмотрел на Кувакина, как бы прося его объяснить — чего хочет этот товарищ, расположившийся в углу и вынуждающий его все время вертеть головой.
