Ночь без любви | страница 33



— Может быть, лучше сказать — не всех.

— Скорее всего. Вот эта записка.

Демин осторожно взял клочок газеты и начал внимательно рассматривать его. Записка была написана красной пастой, шариковой ручкой. Остроголовые, корявые буквы к концу строки становились мельче, опускались вниз — человек, писавший записку, видно, не любил переносов и все слова старался втиснуть до края листка.

— Ну, что скажешь? — спросил Кувакин.

— Почерк интересный. Скорее всего женский. Но писала не Селиванова. Ее почерк я уже знаю. Писал, видимо, человек с высшим образованием — почерк испорчен конспектами. Когда во что бы то ни стало нужно поспеть за преподавателем, когда это приходится делать часто, много, долго, несколько лет, почерк превращается вот в такие каракули. И заметь, автор не признает заглавных букв. Это просто крупно написанные обычные. Грамотный человек… Названия стран, валют написаны без ошибок, причем иностранные слова знакомы автору, написаны с ходу, легко. Когда слова неизвестны, их по буквам переписывают, а здесь — с этакой небрежностью… Что еще… Судя по всему, автору, вполне возможно, приходится пользоваться пишущей машинкой или услугами машинисток.

— С чего ты взял? — с сомнением проговорил Кувакин.

— Очень четкие абзацы. Отбивка, красная строка, абзац — все это ярко выражено. И еще — почерк, несмотря на то, что некрасивый, ужасный почерк, в то же время очень разборчивый. Машинистки не любят копаться в каракулях.

— Слушай, да ты прямо колдун!

— Нет, пока только учусь,— усмехнулся Демин.— А написано на стекле или на полированном столе.

— Боже, а это ты с чего взял?!

— Смотри, бумага газетная, плохая бумага, ручка пишет неважно, приходилось несколько раз наводить одну и ту же букву, давить на бумагу больше, чем нужно, но на оборотной стороне листка нет ни одной вмятины, не проступила ни одна буква, гладким остался листок…

— Ты что, экспертом работал? — спросил Кувакин.

— Нет, Коля, я был внимательным студентом. Ну, ладно, какие прикидки, откуда у Татулина столько валюты и в таком разнообразии?

— Ох, Валя! Неприятное дело, боюсь даже до конца додумывать. Понимаешь, Татулин назвал только женские имена… Троих я допросил, записал показания. Все они неплохо разбираются в ресторанах, знают например, что такое Интурист… И Селиванова твоя, очевидно, знала.

— Кстати, сегодня ей некая Ирина назначила встречу в Интуристе,— сказал Демин.— Среди тех, кого назвал Татулин, есть Ирина?

— Нет, Ирины нету. Так вот Интурист… Там всегда полно иностранцев… Ты понимаешь, о чем я говорю?