Давока помолчала, нахмурившись, словно принимая важное решение, затем кивнула.
— Я выслушаю твою историю, королева. И скажу тебе, услышала я правду или ложь.
— Прекрасно. — Лирна уселась поудобнее и мило улыбнулась Соллису, сидевшему напротив. — А вы, брат? Мне будет интересно услышать ваше мнение об истории, которую я называю «Легенда об Одноглазом».
— Разумеется, ваше высочество. — Выражение его бледно-голубых глаз не изменилось.
Лирна помедлила, выравнивая дыхание. Ее учили ораторскому искусству, поскольку она сама настояла на этом, тогда как отец презирал всяческие ухищрения, предпочитая говорить с людьми просто, и лучше — с глазу на глаз.
— Более десяти лет тому назад, — начала она, — в городе, который зовется Варинсхолд, жил-был один мужчина, ставший королем преступного мира.
— Преступного? — непонимающе переспросила Давока.
— Варниш, — пояснил Соллис.
«„Отверженные, живущие вне клана, воры или мусор“ — в зависимости от интонации».
— А-а-а, — кивнула та. — Дальше, королева.
— Этот человек всегда был порочен, — продолжала Лирна. — Кражи, убийства, изнасилования девушек и мальчиков… Так о нем говорят. Его злоба была до того велика, что все остальные преступники боялись его и предпочли платить ему дань, лишь бы он их не тронул. Но один юный воришка однажды не заплатил. Мальчишка с ножиком, он был точь-в-точь как мой. — Она подняла нож, блеснувший красным в свете костра. — Он метнул свой ножик прямо в глаз королю преступников. Несколько дней тот провел в агонии, метался и рычал от боли, а затем провалился в сон — такой глубокий, что приспешники посчитали его мертвым и, завернув в холстину, уже готовились сбросить в воду в самом глубоком месте гавани, ибо именно там находит успокоение большая часть преступников Варинсхолда. Однако даже смерть отринула его, и король воров восстал из мертвых. С тех пор его прозвали Одноглазым. Гнев Одноглазого был безграничен, страшные деяния совершались от его имени, пока он разыскивал того маленького вора. Какова же была его ярость, когда он узнал, что мальчишка вступил в Шестой орден и тем самым ускользнул из его рук. С этого-то момента история и становится странной. Говорят, потеря глаза пробудила в короле великую силу, силу Тьмы.
— Тьмы? — вновь переспросила Давока.
— Рова к'а эрта Ма'лесса, — перевел Соллис. «То, что известно лишь Малессе, верховной жрице».
Давока вскочила на ноги.
— Мне нельзя этого слушать, — крикнула она и, стараясь не смотреть Лирне в глаза, ушла в темноту.
