Именно Йен познакомил меня с Риччи. Да, в тот момент, когда я писала о Риччи, я не стала говорить о Йене, потому что на нашей сцене и так было много действующих лиц. Но теперь точно его очередь. Йен изменил меня, показал другие пути. Двадцать лет назад, прямо перед выходом Риччи на пенсию, Йен ездил с ним в прощальный тур. И подумал, что мы с Риччи могли бы сработаться и что мне нужен именно такой учитель. Йен не только пианист, но и дирижер, так что он тонко чувствует все организационные моменты и хорошо знает, как складывать такие «паззлы».
Из нас с Риччи Йен тоже сложил паззл. Он увидел перспективу в нашей совместной работе, понял, что я могу многому научиться у Риччи, и что это сотрудничество поможет вырасти нам обоим. Мы с Йеном познакомились, когда мне было девятнадцать. Он предложил мне сыграть с ним Концерт Бетховена (Йен дирижирует Симфоническим оркестром Хенли в Оксфордшире), и мы вместе сыграли для благотворительного хирургического фонда Ark. Мы с Йеном сразу же сошлись. Оглядываясь назад, на всю мою музыкальную жизнь и ее развитие, я понимаю, что многому научилась у Йена. Больше всего на свете мне нравится играть именно с ним. Он участвовал в записи Бетховена и Брамса. Йен постоянно пытался уговорить меня снова сыграть с ним. Даже когда я не давала концертов, он неустанно напоминал мне о сценической стороне моей деятельности. Только благодаря ему я о ней и вспоминала, пусть и не всегда, а временами, рывками, заводясь, как старый чихающий мотор.
Йен — пианист, а пианисты вообще-то свой инструмент на концерты не таскают, и потому он иначе относился к выступлениям.
— Ты — в первую очередь артист, — говорил он. — А не скрипка.
Он говорил это так по-доброму и весело, с таким пониманием, так старался меня поддержать, что благодаря ему мне все же удалось нащупать почву под ногами.
— Я понимаю, как тебе тяжело, — говорил Йен. — Но ты все-таки помни, что тебя создала не скрипка. Ты вполне можешь прожить и без нее.
Я не очень-то в это верила, но Йен настаивал. Он прагматик. Мне было куда легче думать, что с пропажей скрипки жизнь просто закончилась. Я придумала себе такую броню.
Теперь, когда у меня появилась новая скрипка, Йен первым делом схватился за консервный нож, чтобы выковырять меня из моих доспехов и заставить снова начать жить.
— Я вижу, что к сольному выступлению ты пока не готова, но, может, попробовать сделать что-нибудь камерное?
И вот мы с ним начали репетировать. Редко, с большими перерывами, но я чувствовала, как мои раны начинают постепенно затягиваться. Я снова могла прикоснуться к скрипке, поднять ее, играть. Боль утихала.
