Василий Федорович пропустил три-четыре капкана, потом остановился.
Сановай соскочил с лошади и запустил под замок капкана руку.
— Крот! Крот! — кричала Женя таким голосом, словно увидела по меньшей мере голубого песца.
— Задали б вам охотники, — строго заметил Абаканов.
— Настоящие охотники капканов здесь не ставят. Разве это тайга? Это проезжая дорога! — ответил Бармакчи.
Группа прошла мимо пожарища: молния зажгла лес, место было открытое, огонь буйствовал, видимо, не один день.
Но дальше, за центром пожарища, сохранились пеньки и даже целые деревья, только они были черные, обуглившиеся, с толстыми, короткими, как бы обрубленными ветвями.
...На шестой день выбрались к высоте, откуда, как на ладони, открывались горы. Они шли параллельно друг другу, покрытые снегом, окутанные облаками, словно дымом. Повеяло зимней прохладой. Тайга стала редеть, выпадали отдельные породы деревьев. Зональность, о которой говорил Абаканов, чувствовалась здесь еще резче. Под ногами лошадей зачавкало болото. Бармакчи свернул в сторону, и все выбрались на твердую дорогу.
— Сойти с лошадей! — велел он.
Сошли, взяли под уздцы. С трудом спускались по камням, отшлифованным потоками воды. И вдруг перед глазами группы открылось зеркало озера, обрамленное редким леском.
Нельзя было не остановиться перед высокогорным озером редкой красоты.
— А вы знаете, — сказала Женя, — это совсем как Большой Вудьявр на Кольском полуострове, как два брата!
Группа привязала лошадей к деревьям и пошла к воде. Мягкая, прозрачная, она, однако, лишена была жизни; по крайней мере, никто даже при пристальном разглядывании не заметил ничего, кроме нескольких водяных пауков, коробивших зеркальную поверхность.
Пока лошади отдыхали, люди поднялись на вершину горы. Тропа огибала высокий скалистый берег озера и шла то по открытому склону, то по кромке леса. С вершины горы озеро показалось черным прудом. Еще несколько метров подъема — и исчезли последние деревья. В тишине звучно зажурчал ручей.
Вот и вершина. Снежный покров обнимал ее плотным слоем. Журба расчистил палкой зернистый наст, в котором весело искрились синие огоньки, и отломил кусочек снега. От него пахло, как от чистого белья, вывешенного в морозный день на просушку.
Вдруг что-то ударило его по плечу... Быстро оглянувшись, он увидел Женю. Румяная, возбужденная, она лепила снежки и швыряла то в Абаканова, то в него.
Слепив большой ком снега, Журба побежал к девушке, Женя отступилась. Он схватил ее за плечи.
