— Не надо констатировать факты, — убеждает Нонна. — Надо творчески подходить к поставленной задаче…
— Я Жоре говорю, помоги мне, ты же супруг мой и благодетель, а он говорит, у меня пробы к «Апофеозу старости».
— Вот и я говорю. Жора! Сколько можно?
— Господи! — кричит Юля. — Опять?! А это многосерийное кино?
— Увы! — вздыхает Соня, и неясно, жалеет ли она о том, что фильм будет длинным и мучительнотягучим, как зубная боль, или ее «увы» относится к тому, что фильм скоро будет сделан и Жорик снова уйдет в разгульный творческий отпуск, задумывая новый проект.
— Хорошо, у меня эвакуаторщик есть. Помните моего эвакуаторщика? Звонил.
Юля не только не одобряла Сониных увлечений юными маргиналами, но в глубине души считала их вульгарными. Соне об этом прямо не говорила, щадя ее дочерние чувства, так как всерьез полагала, что в неуемной Сониной блудливости виноват кто-то из ее родителей. Кто именно, предстояло еще разобраться, поскольку эта сторона их жизни была скрыта от Юли, несмотря на многолетнее знакомство. Почему это слух передается по наследству, алкоголизм тоже, а сексуальный темперамент падает с неба? Нет, господа, это гены. Поэтому Соню нужно жалеть, так как вылечить уже невозможно.
— Опять мезальянс. Соня, сколько можно?!
— Говорит, вы — женщина моей мечты, хоть вы и старше меня навсегда.
— Прямо так и сказал? Что, у него чувство юмора есть? Странно, что я не заметила.
— Нет, это я так говорю. А он говорит: «Ты тетка супер. Понравилась мне. Эти мокрощелки… в смысле малолетки, надоели. Все «руки вверх» слушают. Достало…» «Рыбкою, была моей ты рыбкою…»
— Точно! Глава будет называться: «Всегда имейте резервного поклонника». Пиши.
Юля записывает и бухтит:
— Это не поклонник. Это мастодонт на выпасе. Вообще непонятно, что ему от нее надо. Ему, кстати, лет двенадцать-то есть?
Соня обиженно разглядывает Юлин дорогой каблук, раздумывая о том, не сдернуть ли ее с лестницы и надавать тумаков, но сдерживается.
— Да, мне тридцать четыре года, да, я не юная красотка и руки у меня страшные, — говорит она подругам и смотрит на свои грязные, потрескавшиеся от строительной пыли руки. — А он роскошный красавец, во вкусе Висконти. Спасибо тебе, мать сыра земля. Спасибо тебе, подруженька, за правду.
Юля совершенно невозмутимо гладит себя по голове:
— Спасибо мне за правду. Кто тебе, дурехе, еще скажет?
Соня насупилась:
— Ну что? Опять мезальянс?
Юля не умеет кривить душой:
— Еще бы!
— Я не тебя, змеюка, спрашиваю.
