— Обещаю, будет красиво.
В дверях появляется голова молодого дьячка.
— Нонна, к телефону!
— Алло! Сонь, привет! Рада тебя слышать… — Нонна слушает подругу, и выражение ее лица постепенно меняется. — Да брось ты… Да ладно… Что?! — и упавшим голосом кается: — Это я виновата… Нельзя было в эту ночь гадать…
Юля колдует над манекеном. Одеяние представляет собой нечто грандиозное из проволоки и белой прозрачной ткани, на которую Юля кое-где наносит специальную золотистую краску. Звонит мобильный.
— Ю, ты где? — кричит Нонна.
— Я еще на работе. Что-нибудь случилось?
— Да… — Нонна автоматически рисует галочки на церковных документах. — У Сони потолок рухнул. Только что узнала.
— Дома?!
— Нет, у этого идиота Бори в Озерках.
Дьячок осторожно забирает у Нонны бумаги.
— Слава богу! — выдыхает Юля.
— Зря радуешься, она нас там ждет весь этот бардак убирать: у нее денег нет уборщиц нанять, а Боря — сволочь. Приказал, чтобы завтра к вечеру все было как прежде.
— Вот гад! — Юлька швыряет баллончик с краской на полку.
— Не говори. Мерзавец!
— Как койку с ней обновлять — так пожалуйста, а как дерьмо разгребать — так это она сама.
Юный дьякон роняет стул.
— А ты что, хотела бы, чтобы он у Версаче полы мыл? — Нонна впадает в риторику. Теперь заведет шарманку про социальное неравенство. Хотя Юля точно знает: дай ей волю и денег, она бы только от Версаче и одевалась — броско и блестяще.
— Нет, конечно, мне в «Кельвине Кляйне» сподручнее, — отвечает Юля. — Ладно, выезжаю.
Юля окидывает прощальным взглядом платье-облако.
Нонна у себя в церковной школе помогает малышам надеть пальто и ушастые шапки.
— Работяги мои — предатели. А Боря — гад какой, а? Ну, вы видели такое? — Соня окинула взглядом рабочий пейзаж.
В четыре руки с Нонкой они уже навели относительный порядок. Соня старательно погружала руки в жижу на полу и извлекала оттуда куски гипсовой лепки, а Нонна жестянкой из-под шпрот черпала воду и выливала ее в оцинкованное грязное ведро. Юля, обормотка, устроилась на верхушке стремянки и делала вид, что пишет новую главу в их эпохальной книге.
Не поднимая головы от записей, она резанула:
— Мужики — козлы.
— Нет, не пиши этого, — беспрекословным тоном учительницы запрещает Нонна.
— А что — «не пиши»? Почему — «не пиши»? Вот мы здесь три молодые женщины…
— Три сказочные феи, — насмешничает Соня.
— Тумбы ручья и нимфы буйка, — подхватывает Нонка.
— Будем всю ночь… устранять последствия, идти на прорыв… так сказать, — Юля любила подруг, но ненавидела черный труд.
