Юля во все глаза смотрит на Нонну, забыв про перепалку.
— Что, правда?
Нонна смущенно опускает длинные ресницы.
— Ну.
— Нет, а моя только в деньги.
— А Сонькина только в родовые отношения.
— Ну да. «Дядя Изя, тетя Сара…», — пародирует Юлька экзальтированную мать Сони.
Подруги смеются.
— Я, между прочим, получила заказ на платье от самой Александровой.
— От балерины или спикера парламента?
Юля обиженно бубнит:
— От балерины. Это был, между нами, девочками, профессиональный подвиг.
— Подвиг! На амбразуру грудью — это подвиг. Ребенка из детского дома усыновить — это я понимаю, миллиард украсть из банка на спор — тоже здорово. За это даже в тюрьме посидеть не обидно.
Юля укоризненно качает рыжей головой, а подруга между тем развивает криминальную тему:
— Ага, главное, чтобы не отняли. Главное — успеть передать потомкам. А ты просто хорошо выполнила свои профессиональные обязанности, молодец.
— Спасибо, что похвалила. Знаешь, когда я к Воропаеву пришла семь лет назад, когда ему идеи все свои отдавала, а он по Парижам шлялся, то все переживала, прославиться хотелось. А потом, знаешь, привыкла. Думала, что все свои иллюзии растеряла. А как возможность самостоятельной работы опять появилась, так знаешь, как все эти иллюзии повыскакивали!..
Юля отпустила руль и стала ловить невидимые иллюзии, роем кружившиеся вокруг нее.
Нонна всегда была непримирима к чужим заблуждениям:
— Я заметила, что иллюзии, как клопы, — вечные!
— У тебя они тоже есть.
— У меня?! Да брось.
— Есть, есть. О доброте там всеобщей. Ну, что ты еще там говоришь иногда, когда ты ребеночка из детского дома пригреть желаешь или на амбразуру собираешься?
Нонна тяжело вздыхает:
— Я уже не собираюсь…
— Ребеночек вырастет, и гены неведомых родителей все равно дадут о себе знать. Знаешь, Ноник, как кричат гены алкоголиков?
— А сама-то? Кто выпивает бутылку сухого за вечер?
— Сухое вино очень полезно от радиации. И от тоски. На подводных лодках даже полагается.
— Интересно, а там что вином лечат — тоску или радиацию?
Обе замолкают: Нонна — глядя на мелькающий за окном городской пейзаж, Юля — лавируя в потоке автомобилей.
— Скажи-ка, Ю, что это мы такие несчастные?
От Юлькиной игривости не осталось и следа.
— Мы не несчастные. Мы просто не приспособившиеся к этой жизни. Каждая по-своему.
— Хотелось бы знать, что нужно, чтобы приспособиться к этой поганой жизни?
— Не знаю, надо подумать.
— О… ну, тогда это надолго.
— Я не тупая!
— А кто сказал, что тупая. Просто ты долго думаешь.
