— Мама, у тебя есть в этом доме комната, а у меня нет. И, между прочим, там у тебя тоже телевизор. Пожалуйста, выйди из кухни!
— Ладно, ладно. Не кричи.
Араксия Александровна выключает телевизор и демонстративно уходит, выражая глубокое презрение.
Нонна облегченно вздыхает. Сейчас, теперь, немедленно она сделает то, что давно уже задумала. Готовила себя, молилась, советовалась с Богом, психоаналитиком и картами Таро. Сегодня. Из-под карты звездного неба, приколотой к стене, она вытаскивает фотографию Федора, пришпиливает кнопкой к стене. Полистав записную книжку, она коротко крестится и набирает длинный заграничный номер. Долгие гудки рвут нервы, и, когда Нонна готова повесить трубку, на том конце провода раздается голос беглеца Федора:
— Алло. Алло? Алло!
Затрепетав, Нонна готова уже сказать «Здравствуй», но Араксия Александровна с видом победителя вплывает на кухню. И Нонна бросает трубку. О боже! Месяцы подготовки, тренингов по саморегуляции и каждодневного нытья: «Господи, помоги мне не быть дурой и просто позвонить ему. В конце концов, у нас общий ребенок» растворились как дым. Нонна скрежещет зубами, но еще слишком взволнована, чтобы выговаривать матери, напоминая о правилах коммунального сосуществования. Араксия же Александровна демонстративно, так же как и уходила, подходит к телевизору и снова включает его.
— У меня в телевизоре — полосы. Надо в ремонт нести.
Нонна механически, все еще находясь под впечатлением от голоса любимого мужа, откликается невпопад:
— Денег нет.
— Естественно, — хмыкает Араксия Александровна язвительно.
Но как-то все странно устроено в жизни, зарифмовано, закручено, связано. Потому что во вспыхнувшем экране телевизора Нонна видит не кого-нибудь, а писателя Василия Семенова. Ночной эфир. Прямой эфир.
Очкастый, с залысинами и плохой дикцией журналист спрашивает маститого писателя:
— Вы не думаете вернуться в Россию?
Семенов аж подскочил на месте, будто его не в Россию зовут, а прямиком в ГУЛАГ. Он так встрепенулся, так резко поставил на стеклянный столик бокал с водой, что едва не расплескал!
— Нет. Россия меня приводит в шок.
— Нельзя же так родины бояться, — искренне удивляется Нонна.
И на этого испуганного старикана она потратила часть вечера. А могла бы у Мишки биологию проверить. Но Семенов недолго вызывал жалость. Сегодня он наконец решил быть искренним:
— Это не та Россия, о которой мечтало мое поколение. Вы подумайте, ни одного лица, ни одной женщины, ни одного полноценного мужчины. Нет… Это не то… Принципы шестидесятых…
