Не ссорьтесь, девочки! | страница 34
Соня переступила порог и тут же услышала:
— А, явилась.
Жорик говорит не умолкая. Соня уже привыкла, но все время удивляется, как он выдерживает молчание, когда остается один? А может, он разговаривает сам с собой? Бегает по квартире, трясет всклокоченной бородой и треплется. Ужас! Соня выгружает продукты, чертежи и документы на кухонный стол. Жора нервно ходит по кухне и курит.
— Ну, что у тебя? — спрашивает Соня.
Жора вопроса ждал и завелся сразу.
— Не люблю я бездарных людей. Мой прекрасный проект — «Апофеоз старости» — опять зарубила эта сука бессмысленная.
— Бессмысленная и беспощадная?
— Да. Бессмысленная и беспощадная Алла Буркова. Она все-таки неприлично бездарна. Как ей канал-то отдали? Быть такой бездарной неприлично. Это так убого. Когда человек кладет кирпичи криво, это заметно.
Соня пожимает плечами.
— Очевидно.
— Как будто криво положенные кирпичи — такая у нее программа. Она ни к чему не обязывает, как дурацкие импрессионистские зарисовки Сезанна.
— Сезанн — постимпрессионист.
— Разницы нет. Подумаешь, пятнадцать лет. Ты не понимаешь сути.
— А у тебя опять вербальный понос.
Жора капризно морщится:
— Глупости какие-то.
Соня пытается сменить тему.
— А приятель твой, Коля Клименко, кино снял. Называется как-то смешно: то ли «Выходи бороться», то ли «Оторопь берет». Посмотрел?
— На кассете. Я ведь не хожу в кино, ты знаешь. Там нельзя перематывать. Понимаю всю его беспомощность. Актеры бессмысленные, ничего не умеют: ни текст говорить, ни двигаться.
Соня накрывает к ужину и автоматически спрашивает:
— О чем фильм-то?
— О говне… Слабый.
— На тебя одна надежда. Может быть, ты снимешь?
Жора не слышит иронии в свой адрес, он вообще не различает полутонов.
— Да я бы снял, но не хочу по водам попусту ходить.
— Ходи по земле, — просит Соня, нарезая сыр.
— Приходится, — с сожалением откликается Жорик.
В это время раздается телефонный звонок. Соня берет трубку.
— Да, Лерочка, я дома, только что вошла. Перезвоню, доченька.
Жора надкусывает батон и запивает кефиром из пакета.
— Опять радость материнства?
Вот этого он не должен был говорить. Соня терпит его рефлексии по поводу телевизионной рутины, она мирится с его частыми периодами безработицы, она прощает ему прогрессирующее пьянство и развивающуюся импотенцию. Но родня — это святое! Да как он смеет?! Но всего это Соня не говорит, а вместо этого отбирает у Жорика батон и швыряет его на стол. Вдохнуть, выдохнуть, успокоиться. Говорить тихо, как учила Нонка.