Степанида с тоской посмотрела на присмиревших ребят, подошла к печке: возражать было бесполезно.
- Киря, одевайся, голубчик! Поедешь на заимку, где раньше жили, - сказала она тихо.
- Не поеду! - послышался плачущий голос мальчика.
- Собирайся, милый…
- Я не поеду, я не хочу на заимку! - всхлипывал найденыш.
Поймав на себе взгляд Зотникова, урядник занес ногу на опечек. В тот же миг в избе послышалось грозное рычание, и Делбек с вздыбленной шерстью вылез из-под кровати.
Полицейский поспешно подобрал ноги и крикнул с печи:
- Уйми тигра-то!
Степанида вытолкала собаку за двери и, роняя слезы, стала одевать Кирика. Слез с печки и Янька. Пробираясь боком мимо Зотникова, он проблеял по-овечьи: «бэ-э-э» и, посмотрев сердито на заимщика, показал язык.
- Ну чистый разбойник растет, весь в отца! - поднимаясь с лавки, сказал Евстигней уряднику.
- Яблоко от яблони недалеко падает, - ухмыльнулся тот.
Подхватив плачущего мальчика, Евстигней с полицейским вышли из избы. Пара лошадей взяла на крупную рысь и скрылась из виду.
* * *
Кирика поместили вместе с Иваном Чугунным в избе, где жил когда-то Прокопий.
Новый работник Зотникова, Чугунный, был человек угрюмый. Никто не знал его прошлого. Шла молва, что в Сибирь он попал за убийство, бежал с каторги и, скрываясь в горах, наткнулся на Евстигнея. Что заставило Зотникова приютить беспаспортного бродягу, так и осталось тайной.
Кирик боялся его. Иногда работник приходил от Евстигнея пьяный и, растянувшись на кровати, где единственной подстилкой была солома, храпел на всю избу. За окном выла метель, сотрясая убогую постройку. Забившись в угол полатей, мальчик дрожал от страха. Среди ночи Чугунный просыпался, зажигал коптилку и, нашарив в полутьме недопитую бутылку, жадно припадал к ее горлышку. Выпив, бросал посуду на пол и нетвердыми шагами бродил из угла в угол.
- Кирька!
Мальчик сидел не шевелясь.
Волосатая рука Чугунного тянулась на полати и, схватив испуганного Кирика, стаскивала его на пол.
- Эх ты, скворец нестреляный, боишься? - тяжелый взгляд устремлялся на мальчика. - На Лебедь-реку бы нам с тобой, Кирька, а? Золото там - хоть лопатой греби, леса нехоженые, птица, зверь непуганые. Или винокурню в тайге открыть? - Чугунный дышал водочным перегаром в лицо Кирика. - Эх, ножиком бы старателя с золотишком или купчишку обушком по голове, а? - Полубезумные глаза Чугунного сверкали, точно угли.
Сердце Кирика замирало от страха. В трубе выл ветер. Огромная тень шагавшего по избе Ивана ползла по стенам, и, когда Иван садился за стол, она напоминала медведя.
