— Ему от горькой худо, — пояснила Магалена Меркадо.
Однако когда, покончив за разговорами с кофе, они, сами того не замечая, стали прихлебывать прямо из бутылки, Христос из Эльки углядел в глазах умалишенного безмолвную мольбу.
— Глоточек ни одному христианину не повредит, — как бы про себя заметил он.
Магалена Меркадо сдалась и протянула бутылку старику. Дон Анонимо, словно голодный младенец, припал к горлышку. Глаза его засверкали.
Они оделили его горькой и на следующем круге.
После третьего глотка старик замер, будто окаменел. Только чудно мерцавшие в свете луны глаза оставались живыми. Так он просидел некоторое время, потом не без труда поднялся с камня, молча взял свои вещички и убрел к часовенке, позабыв про собутыльников. Там развернул тюфяк и улегся спать.
Оставшись наедине с Магаленой Меркадо, Христос из Эльки смущенно признался, что горькая возмущает в нем беса так, что сладу нет, куда сильнее вина. По правде говоря, сестра Магалена, разоткровенничался он, даже не возмущает, а воспламеняет, вздыбливает, вздымает.
— Что, если нынче вы позволите мне испробовать вашу кровать? Ради всего святого, сестрица! — выговорил Христос из Эльки заплетающимся языком.
Магалена Меркадо помолчала.
Потом, как всякая женщина, умело играющая на порывах самца, она предупредила, что попросит кое-что взамен любви «от всего сердца и без жеманства». Так он, помнится, предпочитает?
Все что угодно, сестрица, выдохнул он.
Не мог бы он сначала научить ее той прекрасной молитве, что читал у нее дома в Вошке, когда ночевал на скамейке? Помните, Учитель?
Вот такая у нее особая нижайшая просьба.
В эту минуту проповедник, лишь бы оказаться с ней в постели, обучил бы ее хоть перечислению всех трижды четырнадцати родов библейских от Авраама до Иисуса из Назарета. На древнееврейском наречии, если потребуется!
За три раза, что он повторил молитву, Магалена Меркадо заучила ее наизусть. С прилежанием первоклассницы прочла вслух без единой запинки.
А потом поднялась с камня, чтобы исполнить обещанное.
Спиртное, казалось, совершенно не оказало на нее действия. Грациозно, будто танцуя, она укрыла лик Святой Девы синим бархатом и уменьшила огонь в карбидной лампе. И начала раздеваться. Преображенная лунным светом, она излучала нездешнюю красоту и виделась Христу из Эльки ночным миражом.
Магалена Меркадо раздевалась с продуманной, умелой, мучительной медлительностью, не переставая шептать только что выученную молитву:
