Сержант Иполито Вергара, начальник подразделения карабинеров в Пампа-Уньон, отнесся к арестанту, переданному сторожевыми из Вошки, со всем уважением. Высокий и статный человек с седыми усиками, точно прочерченными рукой хирурга, прекрасно знал, кто такой Христос из Эльки, и был готов поспорить на свои усы, что бородач в тунике не имеет никакого отношения к наемным активистам, мутившим воду на приисках пампы. Обвинения, таким образом, нелепы и голословны. Кроме того, однажды в столичной газете он вычитал, что проповедник, куда бы ни являлся, везде с восторгом отзывался о Чилийских карабинерах. Вот и настало время отблагодарить его.
Сержант один из всего подразделения состоял в браке. Его супругу, донью Исолину Отеро де Вергару (Сержантиху, как за глаза ее называли подчиненные мужа), белокожую даму с цепким взглядом и неиссякаемым запасом речей, в участке и казарме побаивались за решительный темперамент и слоновью комплекцию. Донья Исолина, как истинная католичка, верила в Бога, Святую Деву, сонм ангелов небесных и всех святых из календаря, висящего на гвозде в ее кухне. Узнав о пребывании Христа из Эльки в местной темнице, она заявила мужу, что они с дочерью мечтают познакомиться с проповедником лично. Как только он выйдет из заключения, они пригласят его на ужин.
— И чем скорее это случится, тем лучше, — многозначительно проговорила она командным голосом.
Так и вышло, что вечером в сочельник Христос из Эльки столкнулся в участке с сержантовыми супругой и дочерью — единственной дочерью на выданье. На улице, где уже зажгли фонари, множество любопытных ждали появления проповедника. Многие — одни почтительно, другие насмешливо — гурьбой отправились следом за ним, норовя коснуться туники и прося благословения.
Пока они таким манером двигались по улице, супруга сержанта, опасаясь, как бы кто не перехватил святого, взяла его под руку и решительно прибавила шагу, пробиваясь сквозь кутерьму.
Семья обитала в просторном кирпичном доме на улице Генерала дель Канто, в двух кварталах от участка, и всю дорогу мамаша не отпускала его рукав. С другой стороны к нему льнула дочка. Она ни на минуту не отрывала завороженного взгляда от святого миссионера, как она с придыханием его называла. Девушку привлекал не столько пророческий облик, сколько запах дикого зверя, исходивший от Христа.
Ужин с шоколадом и домашним рождественским кексом подле большой елки, сделанной из папиросной бумаги, прошел очень приятно. Беседа делилась на лихорадочную болтовню доньи Исолины (ее ревностное католическое сердце обливалось кровью при мысли о том, что в этом порочном селении не было даже простой часовни где помолиться), краткие замечания сержанта Вергары, неизменно поддакивающего благоверной, и наставления и практически советы, которые изредка вставлял Христос из Эльки, сверливший взглядом девицу. Та, в свою очередь, заливалась краской, искоса посматривала на него, по-детски покусывала кончик кудрявой прядки, и в этом жесте Христу виделась восхитительная чувственность. Красота отроковицы приводила ему на ум Песнь песней, и он сравнивал румянец ее щек с мерцанием светильников библейских дев.
