— По мне, лучше стук вашего сердца, чем вашего двигателя, — сказала она ему.
Когда дон Мануэль вальяжно подкатил на бутылочно-зеленом старом драндулете, сходка на улице грозила перерасти в побоище. Подтянулся народ, в основном холостяки, — они громко возмущались произволом, чинимым над товарищем Магаленой, и выбрасывали вверх сжатые кулаки.
По приказу начальника сторожевые собрались выносить из дома манатки сраной шлюхи, тоже мне, артистка выискалась. Но она криком остановила их.
Пусть не вздумают прикасаться к ее вещам! И с крыши попросила помощи у задравших головы рабочих.
Четверо спорых забойщиков и двое крепких щебенщиков с навечно впечатавшимися в ладони следами от лопатных черенков тут же вызвались пособить — «Не извольте беспокоиться, милая, сейчас все сделаем» — и стали грузить машину, следуя ее указаниям сверху.
— А Святой Девы никому не сметь касаться! — кричала Магалена, свирепо сверкая глазами. — Я сама Ее отнесу.
Сперва вытащили бронзовую кровать. Магалена Меркадо велела не разбирать ее. И по возможности даже белье не снимать. Стараниями четырех дюжих мужиков кровать едва пролезла в дверной проем. Епископское атласное покрывало словно вспыхнуло в лучах солнца. Мужчины при виде кровати восхищенно присвистнули. Всем она навевала приятные воспоминания.
Потом вынесли трюмо с овальным зеркалом, деревянный чемодан без крышки, переполненный разноцветными платьями из тафты, шелка, атласа и перкаля, и сундук с кухонной утварью. За этим последовали стол, грубые скамьи и полупустая бочка с питьевой водой. В последнюю ходку один забойщик вынес жаровню, другой — остатки угля в мешке, третий — таз и кувшинчик для подмываний.
Обстановка немного разрядилась, когда последний щебенщик, ярый поклонник и защитник Магалены Меркадо, вынес большую тетрадь с записями об обслуживании в кредит. Зеваки заржали, а он весело заметил, мол, надо думать, многие были бы не прочь, чтобы тетрадка ненароком потерялась.
— Что, не так, черти вы этакие?
Ну а когда кривоногий дон Мануэль высунул в дверь квадратную голову с торчащими волосами и, убедившись, что путь расчищен, осторожно вышел из дома с курочкой Симфорозой, свернувшейся у него под мышкой, расхохотались даже сторожевые. Вдовец степенно поднял курицу в кузов и свисавшей с лапки веревкой привязал к одной из досок обшивки.
— Яйца никогда не помешают, — сказал он, с нежностью глядя на присевшую на крыше выселенку, — тем более с двумя желтками.
