Во вторник утром два известия нарушили обыденный ход жизни в Вошке. Первое касалось Христа из Эльки и тронуло прежде всего женщин, которые спозаранку раздували огонь под общим котлом для сегодняшней фасоли.
Выяснилось, что под покровом ночи сторожевые вывезли проповедника в Пампа-Уньон, чтобы сдать карабинерам. Поскольку сманивание людей вменить ему не удалось — профессия нанимателя была вполне законной, — Христа из Эльки обвинили в том, что он профессиональный агитатор, смутьян из тех, что все еще водились в пампе и внушали рабочим на разных приисках идеи социалистической революции.
Один сторожевой растрепал в кабаке, приняв утреннюю порцию вина с поджаренной мукой, что арестованного и допрошенного юбочника «окрестили тумаками и благословили ремнем». Затем Криворотый с двумя помощниками отвезли его через пустыню в Пампа-Уньон, до которого было десять километров: они ехали верхом, а он, привязанный за шею, тащился за ними пешком. И пусть радуется, что сеньор управляющий выдал его живым — только потому, что так называемый Христос — личность известная, а им лишних неприятностей не надо, хватает и забастовки.
— А то, кореш, — заключил болтливый сторожевой, навалившись на барную стойку, — не доехал бы Христосик до Пампа-Уньон: шеф пустил бы ему пулю в затылок и оставил в старом отвале на потеху стервятникам.
Вторая новость огорчила больше мужчин, в первую очередь холостяков, и исходила из здания правления. По личному приказу гринго богобоязненная проститутка изгонялась из поселка нынче же днем по тем же обвинениям и на тех же условиях, что любой непокорный рабочий. Ее вывезут к перекрестку с железнодорожной веткой Антофагаста-Боливия, в четырех километрах к северо-западу от Вошки, где кончается территория прииска.
— Магиту нашу, землячок, — переговаривались мужики, — призвал Крест Изгнанных Душ. Вот тебе и мартышкин хрен.
Некоторые считали, что терпение гринго переполнил вчерашний митинг протеста, которым Магалена Меркадо верховодила, громко требуя освободить Христа. Однако самые осведомленные рассказывали, что дело совсем в другом: просто на днях приезжает благоверная гринго (все-таки женатиком оказался, подлец), и он попросту заметает следы. Пользуясь при этом вечным недовольством и нытьем ревностных католичек, которые не понимали, как это мистер Джонсон, такой порядочный человек, терпит на прииске развратницу, пусть и тихоню с виду. Науськивал же ханжей, известно, падре Сигфридо, который в последнее время каждый понедельник ровно в «файв о’клок» вкушал чай с печеньем в гостях у гринго.
