— Она с вами не делилась?
— Нет. Но если бы это было и так… Я бы выслушал, но не дал никакого совета… Что, парадоксально?
— Но совет отца! — возразила Ольга Арчиловна. — Добрый, чуткий…
— Поверьте, дорогая! — воскликнул Гай и, спохватившись, стал извиняться: — Ради бога, извините, Ольга Арчиловна… Вы же для меня по возрасту… Так вот, мое правило: в личную жизнь дочери не вмешиваться…
Он замолчал, словно давал понять: на эту тему распространяться больше не намерен.
«Ну что ж, — подумала Дагурова, — наверное, у него есть основания так говорить. Или пытается что-то скрыть?»
Она решила пока не слишком нажимать. Человек не камень. А пережить Гаю за какие-то последние десять часов пришлось немало.
— Я хочу поговорить с вашей дочерью, — сказала следователь.
— Пожалейте ее, — умоляюще сложил руки Гай. — Представьте ее состояние… Совсем ведь ребенок…
— Федор Лукич, поймите и вы меня. Дыма без огня не бывает. И мое любопытство не праздное…
— Ну хотя бы не сегодня. Пусть придет в себя. Я готов давать вам любые показания… Не мальчик ведь, вижу, это не просто разговор, это допрос…
— Да, и мы оформим его протоколом. А насчет вашей дочери… Хорошо, постараюсь ее сегодня не беспокоить. Если в этом не будет крайней необходимости… Но вернемся к Авдонину и Осетрову.
Федор Лукич посмотрел на Дагурову с благодарностью.
— Ревность… Ревность, — повторил он. — А ведь, знаете, ни тот, ни другой внешне это не проявляли. Во всяком случае, при мне.
— А любовь?
Гай виновато улыбнулся.
— Нил дружил с Мариной с детства. Возможно, это чувство переросло в любовь. У них какие-то свои темы для разговоров, точки соприкосновения. Какой девочке не нравится покровительство юноши? Но последнее время я их вместе почти не видел.
— А раньше?
— Раньше? Раньше он мог проделать двадцать километров на лыжах, в пургу, чтобы повидать ее в Шамаюне. А вывод делайте сами.
— Понятно. Теперь об Авдонине.
— Тут ответить будет посложнее. Эдгар Евгеньевич почти вдвое старше Марины…
— Что же, разве не бывает?
— Разумеется, бывает. Сколько хотите. И в жизни, и в литературе. Только я хочу сказать, что мужчина в таком возрасте проявляет свои чувства более сдержанно.
— А по-моему, наоборот, — возразила следователь.
— Да? — удивился Гай.
— Возраст раскрепощает. Это в молодости мы стеснительные…
— Эдгар Евгеньевич оказывал Марине знаки внимания, — сказал Гай.
— В чем это выражалось?
— Привозил из Москвы различные безделушки…
— Они переписывались?
— Не знаю. Дочь ведь здесь со мной бывала только во время каникул. А выспрашивать у воспитателей в интернате… Нет, это недостойно.
