— А кто этих пятерых заберет? — голос главврача вернул Кабана в реальность.
— Так не наши это, — отвечал голос с оружием.
— А чьи? Мои, что ли? Кто хоронить их будет? У больницы средств нет. Лежат с 23 августа, фактически две недели, а условия здесь сами видите, какие...
— Да, — поспешно заговорили синие больничные штаны, — на холодильник у больницы денег нет, а кондиционер сломался, и если бы вы могли нам материально помочь, потому что Украина денег дает мало...
— Хорошо! — резко оборвал затянувшийся монолог синих штанов голос с оружием. — Я поговорю с командиром.
Когда подняли и унесли Воху и Артемку, Кабан почувствовал себя сиротливо, будто от него ушли родные люди. «Жаль, что не смогли пообщаться с Вохой как следует», — с сожалением подумал он, и тут же услышал: «Уже и не пообщаешься никогда!» — «Не может быть! Покойники по утрам не разговаривают!» — возразил Кабан и тут же понял, что это он сам отвечает себе.
Среди оставшихся пятерых залетных «диких гусей» из России, здесь, в вагономорге, Кабан впервые в жизни почувствовал себя одиноким человеком. Родители, жена, дочка находились очень далеко, да и существовали ли они? Вся жизнь, которую он прожил, вдруг показалась иллюзией, мгновением, которое приснилось — и исчезло, стало неважным. А важным грезился только этот миг, когда он, презрев опасность, вылез из-под трупов и сел на полку, пустыми глазами уставившись в задрапированное наглухо окно плацкарта.
Вечером пришли Нюся и Женя с хорошими новостями. Во-первых, все сепары, которые зашли в Амвросиевку 25 августа, отправились на передовую, в городе остался лишь небольшой отряд из-под Снежного.
— Так что теперь, Серый, тебя вряд ли кто-то будет искать, если никто не настучит конкретно, конечно, — сказала Нюся. — Эти ходят с автоматом в одной руке, с бутылкой пива — в другой, только и знают, что девок щупают. Если хочешь, можешь перебираться наверх в палату, а то тебя тут и прикрыть уже некем.
Кабан подумал и отказался:
— Я внизу полежу. Тут привычнее. А людей подвезут скоро.
Во-вторых, ситуация на фронте успокоилась — украинцев побили изрядно под Иловайском — по телеку только об этом и говорят, но дальше Волновахи сепары и россияне не пошли. Сейчас вроде бы идет речь о том, что подпишут мир, по которому обменяют пленных и разрешат забрать убитых.
— Так, может, Серый, сейчас самый раз в плен пойти?
— Нет, в плен не пойду, — Кабан оставался непреклонен и до последнего верил, что обязательно найдется какой-нибудь выход. Судьба человека сама по себе так устроена, считал он, что всегда оставляет ему маленький зазорчик между жизнью и смертью. Другое дело, видит этот зазорчик человек или нет, способен в него протиснуться или стал слишком большим и неуклюжим, сможет выгрести в нужную сторону или понесет его по течению. Но зазорчик должен иметься всегда, у каждого человека, даже самого негодного и непригодного к жизни.
