Иловайск: рассказы о настоящих людях | страница 49
— Я же украинская медсестра, я все могу! — улыбнулась Нюся.
Наконец, скрытый под телами, он устроился, если это можно так назвать, поудобнее, лег на правый бок, чтобы не беспокоить рану, и накрылся вторым, изрядно порванным, одеялом, примостив себе к глазам и носу две дырочки для воздуха и обзора. Не видно, правда, было ни черта — только черные берцы, босые бледные ноги и нижнюю часть двери.
— Долго мне тут лежать? — пробурчал он оттуда.
— Откуда ж я знаю. Я наведаюсь, как только будет возможность.
— Ты только обо мне не забудь, а то смена закончится, уйдешь домой, а я тут. И когда будешь двери открывать, как-то отзывайся. Потому что я буду лежать, как труп.
— У тебя, Серый, если жить хочешь, другого и выхода нет, чем лежать, как труп. Я буду гимн Украины петь, хочешь?
— Лучше что-нибудь другое.
— Ну, ладно, «Океан Эльзы», «Все буде добре-е-е...». А если не сама приду — ну, мало ли, то Кобзона исполню, «День Победы», например.
Дверь морга закрылась, и Кабан остался в полумраке. «Что это так воняет? Забыл, как называется эта жидкость, формалин, кажется? Самое главное — это как-то отвлечься, не нагонять страхов непонятных, — размышлял он о своем незавидном положении. — И нужно как-то справиться с запахами, не обращать внимания, потому что если зациклиться, то долго не выдержать».
Морг по сравнению с больничной палатой обладал одним несравнимым преимуществом — здесь было безопасно. Последние сутки Кабан ни на минуту не мог расслабиться, спал нервно, эпизодами, от чего рана болела только больше, невзирая на димедрол с анальгином, а здесь отключился за пять минут. «Тишина, — вспомнил он цитату из какого-то фильма. — И только мертвые с косами стоят...» Разбудили его шум открывающейся двери и громкие властные мужские голоса. Он знал их природу. Такие голоса рождаются у людей, которые взяли в руки оружие и стреляют из него на поражение, именно оно придает их тембру властное звучание, которое не спутаешь ни с одним другим звучанием человеческого голоса. Человек с оружием звучит всегда по-особенному. Сквозь узкие просветы между босыми ногами и ногами в берцах Кабан видел четыре ноги в камуфляже и две — в синих докторских штанах. Все ноги стояли в проеме двери и обсуждали гору трупов.
— Кто здесь находится? Опись есть? — спросил человек с оружием.
— Да, есть опись. Вот, смотрите, — отвечал голос безоружный, наверняка санитар или врач в синих больничных штанах. — Семь комбатантов и трое гражданских лиц.