И я проснулась. Мама надо мной. Я вижу ее глаза. Сегодня новый день. И я знаю, что описалась.
Сейчас я на кухне. Причесанная. Стою в углу и смотрю в сторону двери. Мама стирает платочки, в которые папа плевал. Она вывесит их снаружи во дворе. Потом придет почтальон. Я не хочу его видеть. Он всегда что-нибудь скажет, и мне потом страшно, я встаю на цыпочки, пою и потом бросаю в дверь все, что найду перед собой. Ничего не помогает. Я слышу его. Его шаги слышу. Он входит в дверь. Из прихожей на кухню. С шапкой на голове, с сумкой и в ботинках, они тяжелые.
Иванка, летим на Луну! — говорит он.
Когда? — говорит мама.
Через месяц. В газете пишут! Спутник уже готов!
Ну да?!
Да. Пишут, что его уже нацелили на Луну!
Как?
Не знаю. Нацелен он, чтобы долететь до Луны! Будут показывать по телевизору!
Да?
Да. У вас есть телевизор?
Нет.
Э-эх, так вот полетят прямо на Луну, знаете?!
Ох, знаю, знаю, говорит мама и наливает ему рюмочку.
Он откроет рот. Мы с мамой будем на него смотреть. Потом он закроет рот, и засмеется, и пойдет, и в дверях еще что-нибудь скажет. Говорит. Сейчас.
Э-эх, Иванка, если у вас нет телевизора, то можете прийти ко мне домой. Я поставил антенну на крышу. Антенна нужна, чтобы сигнал был лучше. Луна далеко!
Мама кивает. Почтальон уходит. Я его вижу. Он пересекает двор. Мама говорит, он ничего не принес, только и сказал, что полетят на Луну при помощи спутника. Я не знаю, что такое спутник. Я думаю, что он должен быть похож на Джину Лоллобриджиду, потому что она летает, и я думаю, что он упадет и потом будут большие ямы в земле, в нашем доме, на кухне, что маму заберут с Земли. Я встаю на цыпочки. Стою на цыпочках и смотрю в окно. Я вижу маму, как она развешивает платочки на веревку. Потом мои пальчики болят. Я пою. Я слышу маму, что она тоже поет, там, во дворе. Потом она подходит ближе, я слышу ее, она в прихожей, я вижу ее. Она стоит в дверях, улыбается мне и поет. Она красивая. Она говорит, что старая. Она всегда это говорит, когда мы вдвоем стоим у окна и смотрим на поле и в сторону Ангельской горы. Тогда мама говорит, что старая, и что ей тоже нужно будет на небеса, когда придет время, и что я тоже отправлюсь на небеса, потому что такие Балерины, как я, говорит мама, долго без мамы не живут. Я смотрю на нее, как она поет. Я слушаю. Стою на цыпочках и пою вместе с мамой.
Во-о-оларе, о, о… Кантаре, о, о, о, о…
Вдруг мама больше не поет. Она идет на кухню и накрывает на стол. Говорит, что будет обед, что придет папа, что приедет Карло и что Йосипина тоже с нами пообедает. Я не хочу, чтобы они приходили на обед. Пусть папа остается в баре, Карло — в лесу, пусть Йосипина гладит тайком. Я хватаю тарелку и бросаю ее в дверь. Она разбивается.
