– Ты кто? – спросил украинец.
– Николай Костровитин. А ты?
– Я Грицко Поперечный. Пить есть? Жжет, не могу!
– Отвались маленько. А то фляжку не достать.
– Сил нету.
Костровитин с трудом просунул руку под навалившееся тело. Достал фляжку. Отвинтил крышку. Стал поить Поперечного. Тот пил и стонал. А потом отпал головой, закрыл глаза. Костровитин понял, что тот умер. Стал пить из фляги. Выпил всю воду до дна. Осторожно поставил фляжку на землю. Всхлипнул и умер.
Так они оставались у стены с нарисованным подсолнухом. Где-то в развалинах кричал петух. Стелился дым из горелых танков.
Подкопаев смотрел на два сломанных дерева. Их стволы треснули. Деревья наклонились друг к другу, переплелись ветвями. Казалось, они беззвучно рыдают, осыпая друг друга листьями.
Президент Вязов почувствовал, как ему в легкие вошел железный штырь. Поворачивается там, выходит сквозь горло. Он лежал на полу кремлевского кабинета. Кругом хлопотали врачи. Надевали ему кислородную маску.
Телефон Вероники отозвался через день. Голос у нее был спокойный, чуть насмешливый – Подкопаеву показалось, что ее обрадовал его звонок. В нем все ликовало, все светилось. Его возлюбленная была опять рядом, среди этих улиц, деревьев, цветущих клумб.
– Не знаю, кто без меня хозяйничал в оранжерее. Два великолепных дерева оказались поломанными. Стволы расщепились, ветви срезаны, листва сорвана. Даже корни выдраны из кадок. Теперь их лечу. Сращиваю переломы, накладываю компрессы.
– Но где вы были? Я голову потерял. Куда вы исчезли?
– Была в Лондоне.
– И мне ничего не сказали?
– А была должна?
– Но теперь-то я вас увижу?
– Конечно. Через час нас ждет Всеволод Борисович.
Они встретились через час в приемной Школьника. Подкопаев был счастлив. Он обожал воздух, которым она дышала. Боготворил свет, который падал ей на плечи, золотил волосы. Вероника была в строгом сером костюме, с неповторимым, дурманящим ароматом загадочных духов. Ее розовые пальцы были прозрачны на солнце, как лепестки. В ее лазурные, как у лесной колдуньи, глаза было страшно смотреть. Но было невозможно от них оторваться.
– Вы похожи на посетителя картинной галереи. Какой-нибудь шедевр? – усмехнулась она.
– Вы правы, есть такая картина в одном из первых залов Уффици. Флорентийская или венецианская дама, златокудрая, синеокая, смотрит на залив. Там плывет парусная лодка и летит морская птица.
– Так вас поразила дама или птица? – насмешливо спросила она.
