Бритиков вжал голову в плечи, словно над ним несся ураган. Подкопаев ощутил этот страшный свистящий ветер, который сметал государства, уносил бесследно политиков, менял ход времен. Этот смерч мчался над ним, и от этой бури нельзя было уклониться. Этот ветер нашел Подкопаева среди увеселительной вечеринки, вырвал и понес. Испытывая глубинный страх, гибельные предчувствия, Подкопаев отдался этому ветру. Чувствовал, как летит, переворачивается, не в силах за что-нибудь уцепиться. Ибо все вокруг летело, трещало, ломалось, подхваченное ураганом.
– Когда Филиппов хотел со мной повидаться?
– Сейчас. Он очень болен. Дорог каждый час. Вы готовы поехать, Сергей Кириллович?
– Готов, – Подкопаев поднялся, слыша, как удаляется ураган, срывая кровельное железо.
Военный госпиталь, куда Подкопаева привел Бритиков, находился в Сокольниках, среди зеленых аллей. Их встретил доктор в зеленом облачении и зеленой шапочке. Любезно поздоровался с Подкопаевым и одного, без Бритикова, пригласил в палату.
Палата была обставлена дорогой мебелью, как гостиничный люкс. Только кровать была больничная, высокая, на колесиках, окружена трубками, мониторами, штативами капельниц. На кровати, высоко на подушках возлежал Филиппов, когда-то могущественный генерал КГБ. Он был под капельницей. Голая большая рука бессильно протянулась вдоль тела. Трепетали капли в стеклянном флаконе. Трубка подходила к обнаженной руке и погружалась в черную вену, которая, как темная река, стекала от плеча до запястья. Подкопаев увидел тяжелую вену и подумал, что случай привел его на берег этой темной реки, устье и исток которой терялись в глубине огромной жизни. Эта жизнь была прожита среди войн, переворотов, тайных интриг и неведомых миру трагедий.
Веки Филиппова, фиолетовые и набрякшие, оставались опущенными. Грузное тело с рыхлыми бессильными мускулами обмякло, сползало куда-то вниз. Лицо, серое, в старческих пятнах, было готово съехать, как сырая штукатурка, открыть костяной череп.
– Здравствуйте, Сергей Кириллович, – не поднимая век, произнес Филиппов.
Некоторое время молчал, устало открыл глаза. Они были мутные, в них плавали сумерки, и лишь в самой глубине слабо мерцала жизнь.
– Благодарю вас, Сергей Кириллович, что откликнулись на мое приглашение, – Филиппов снова умолк, тяжело шевелил губами, словно они были из камня. – Народ ест ботву истории. А клубни остаются в земле. Существует явная история, которую пишут писатели и летописцы. И тайная, о которой знают разведчики. Две эти истории могут существовать порознь долгие десятилетия. Но потом в определенный момент они сливаются. И там, где они сливаются, появляется великая личность. Александр Македонский, Наполеон или Сталин, – Филиппов снова умолк. Ждал, когда мысли превратятся в слова, слова скопятся на губах и появятся силы их произнести. – Я подумал, что вам будет интересна моя жизнь. Вся она касается тайной истории. Вам будет интересно знать, как ломалось и падало наше великое государство и какая роль в этом падении принадлежала разным людям.
