В другой аудитории на сцене сидел голый мужик, едва прикрытый куском материи. И несколько девушек по кругу со своими мольбертами и планшетами – его внимательно рисовали. Как верные жены одного гарема, они были полностью поглощены одним мужчиной. Патриархат. Я, отравленный самолюбием и тщеславием, незаметно пробрался в аудиторию, достал из сумки лист А4, карандаш и тоже начал рисовать. Карандаш был синий, и мужик тоже получался синий. Видно было, как ему холодно на белом листе, он весь съежился, потерял пропорции и лицо. В конце концов, я накрыл его тряпкой, тем куском ткани, что у него был, полностью, спрятав под нее все несуразные детали тела. Стал наблюдать за девушками. Они были так увлечены работой, что даже не дышали. Они начали забывать, что вдохновение – это не просто вдох, это еще и выдох. В этих стенах незаметно за их набросками подсматривали Суриков, Айвазовский, Васнецов, Серов, Паленов, Врубель, Репин, Шишкин, Куинджи, предварительно набросав шедевров, чтобы было чему подражать. Обнаружив, что кроме них, студенток и натурщика в аудитории больше никого, я поднялся и начал прогуливаться от одного мольберта к другому.
Все красиво увлечены работой. Всех их сейчас объединяло одно, у всех этих девушек образ выходил далеко от реального, идеализированный, наверное, где-то припудренный их собственными мечтами. Только у одной, что сидела недалеко от меня, выходило прямо пропорциональное тело тому, которое позировало.
Это говорило о том, что у нее уже было достаточно опыта, чтобы нарисовать мужчину таким, какой он есть или даже хуже.
Остальные приукрашали жизнь, физиологию, анатомию, секс. Неужели я ему завидую? Натурщику? Нет. Это вряд ли. Все это можно было бы назвать рефлексией, отражением, потому что каждая смотрела на себя через призму мужчины. Сейчас этот на сцене был их мужчиной. Не важно кто он, какой он, главное, есть. Так и выходят за первых встречных, примитивных, беспечных. Лучше дятел в руках, чем журавль в штанах. Вроде бы и приглядываются они к нему внимательно, изучая каждую линию, пытаясь понять характер, но все «не в коня корм». Женщины слепы, когда увлечены. Даже художники. В слепой любви такое часто – вроде летаешь, а потом ощущаешь, никакой это не полет, а падение. И чем больше женщину оценивают по статусу: «свободна или нет», тем больнее падение. Каков ее функционал?
Я продолжал всматриваться в их работы, почесывая подбородок, на самом деле сдерживая слова, чтобы не крикнуть: «Другой! Обязательно будет другой. Не бойтесь! Рисуйте, как есть. Будет не только высокая оценка, но и высокая самооценка».
