Идеально пустые окна смотрели на нас закрытыми глазами.
– Хотите, проверим, – развернула лошадь Белла. – Пройдемся по улице еще раз.
– А ведь и правда, достает, – засмеялся я, когда мы прошли по улице снова. – Конечно, не так как Интернет. Он вас не достает?
– Интернет – это пластиковый стаканчик. Любое вино из пластикового стаканчика станет пойлом. Но жажду утолить поможет, потому что в каждой форме есть своя прелесть, своя подача, свое предназначение.
– То есть?
– Интернет – это форма общения, конечно, я предпочту ему живое, как и электронной книге – бумажную, как и бассейну – море, как и идеальному человеку – человека своего.
– Своего Альберта, – улыбнулся я неидеальной улыбкой.
– А для кого-то своего Макса, – пришпорила коня Белла и ускакала вперед, а на меня накинулись сомнения: «Догонять – не догонять».
Умные женщины всегда умели давать от ворот поворот, оставляя при этом шлейф надежды, словно платок в средневековых классических историях, потом ходи, нюхай, вспоминай, надейся, высмаркивайся, пока не пройдет этот насморк.
Я проехал немного вперед и увидел Беллу с Альбертом, устанавливающих на моем пути знак «Поворот налево запрещен».
– Мы можем позавтракать без компьютера? Ты думаешь, мне приятно печь блины, когда ты сидишь там, общаешься черт-те с кем?
– Опять блины с дерьмом, – все еще прокручивал я в голове странный сон. Такое прекрасное утро, зачем надо все испортить? Ну, давай я сам их испеку, если тебе так сложно. Ты из всего делаешь проблему.
– Дай мне хоть в этом почувствовать себя творцом, – смахнула Фортуна очередной блин со сковородки в аккуратную стопочку ему подобных.
– А я что не даю? Неужели это так сложно, сделать приятное и не настаивать на том, что ты его сделал, и чего тебе это стоило. Ладно, иди сюда, я тебя поцелую.
– У меня руки в муке.
– Зачем мне руки для поцелуев?
– Вместо аперитива.
– Теперь я понимаю, почему некоторые не могут друг без друга.
– Почему?
– Им нечем будет питаться.
Фортуна села на мои колени, развернулась всей грудью и закрыла глаза. С балкона ее груди мне открывался прекрасный вид. Губы едва разомкнулись сгоравшей пламенем розой. Я проглотил цветок.
– У меня блин сгорит, – шепнула она.
– Да и черт с ним, – приготовился я к ее порыву, но она и не думала уходить.
И в ответ проглотила фиалку моего рта. Казалось, что перемешались не только слюни, но и зубы, и языки. Все стало общим.
Запах подгоревшего хлеба приятно ласкал нюх. Румяный диск теста быстро чернел по краям и скукоживался. Было похоже на затмение солнца. Скоро дым начал резать глаза. Но мы продолжали.
