Забавно, что Сталин постоянно говорит о «дружной работе» с людьми, которых потом всех уничтожит… Написав такое жесткое письмо, генсек сделал приписку, желая снять напряжение и, может быть, свести все к шутке: «Счастливые вы, однако, люди: имеете возможность измышлять на досуге всякие небылицы, обсуждать их и пр., а я тяну здесь лямку, как цепная собака, изнывая, причем я же оказываюсь «виноватым». Этак можно извести хоть кого. С жиру беситесь вы, друзья мои».
Зиновьев и Бухарин с тревогой восприняли нескрываемо раздраженный тон Сталина:
«При свидании переговорим и, разумеется, найдем удовлетворительное решение. Разговоры о «разрыве»-это, конечно, от Вашей усталости. Об этом не может быть и речи».
Увидев, что Зиновьеву не хватит решимости пойти до конца и настоять на своем, добиться того, что он хочет, Сталин почувствовал себя уверенно и обострил разговор: «Одно из двух: либо дело идет о смене секретаря теперь же, либо хотят поставить над секретарем специального политкомиссара. Вместо ясной постановки вопроса вы оба ходите вокруг да около вопроса, стараясь обходным путем добиться цели и рассчитывая, видимо, на глупость людей».
Зиновьев, не желавший столкновения, ответил в совсем уже примирительном тоне:
«Ильича нет. Секретариат ЦК поэтому объективно (без злых желаний Ваших) начинает играть в ЦК ту же роль, что секретариат в любом губкоме, то есть на деле (не формально) решает все. Это факт, который отрицать нельзя. Никто не хочет ставить политкомов (Вы даже оргбюро, политбюро и пленум зачисляете в политкомы!).
Но действительное (а не фиктивное) существование «группы» и равноправное сотрудничество и ответственность при нынешнем режиме невозможны. Это факт. Вы поневоле (сами того не желая) ставили нас десятки раз перед совершившимися фактами. А положение (и с Троцким, и с разными «платформами») осложняется, и недовольство в партии растет (не смотрите на поверхность). Отсюда — поиски лучшей формы сотрудничества.
О «разрыве» зря говорить. Его партия не допустит. Мы его не хотим. Максимум — отойдем в сторонку. Другого ядра нет. И оно вполне справится, если Вы захотите. Без Вас его себе не мыслим.
Где Вы будете отдыхать? Мы скоро (к концу месяца) будем в Тифлисе. Если захотите, с удовольствием на день к Вам приедем.
Ни минуты не сомневаемся, что сговоримся».
Предложение Зиновьева не реализовалось. Оргбюро как главный кадровый орган сохранилось. В него ввели, правда, на короткий срок Бухарина, Зиновьева и Троцкого, но власть Сталина над аппаратом сохранилась. В тот момент Григорий Евсеевич в попытке ограничить власть Сталина мог рассчитывать и на Каменева, и на Троцкого. Получив в политбюро большинство голосов, он бы исполнил ленинскую волю — убрать Сталина с поста генерального секретаря. Но Зиновьев еще больше, чем Сталина, не любил Троцкого.
