«Мне кажется, что Троцкий несравненно более ортодоксален, чем Ленин, — писал проницательный Луначарский. — Троцкий всегда руководился, можно сказать, буквою революционного марксизма. Ленин чувствует себя творцом и хозяином в области политической мысли и очень часто давал совершенно новые лозунги, которые нас всех ошарашивали, которые казались нам дикостью и которые потом давали богатейшие результаты. Троцкий такою смелостью мысли не отличался…
Ленин в то же время гораздо больше оппортунист в самом глубоком смысле слова. Я говорю о том чувстве действительности, которая заставляет порою менять тактику, о той огромной чуткости к запросу времени, которая побуждает Ленина то заострять оба лезвия своего меча, то вложить его в ножны. Троцкий менее способен на это. Троцкий прокладывает свой революционный путь прямолинейно…
Он чаще способен ошибаться, не обладая почти непогрешимым инстинктом Ленина, и, будучи человеком вспыльчивым и по темпераменту своему холериком, он способен, конечно, хотя бы и временно, быть ослепленным своей страстью, между тем как Ленин, ровный и всегда владеющий собою, вряд ли может хотя когда-нибудь впасть в раздражение.
Не надо думать, однако, что второй великий вождь русской революции во всем уступает своему коллеге: есть стороны, в которых Троцкий бесспорно превосходит его: он более блестящ, он более ярок, он более подвижен.
Ленин как нельзя более приспособлен к тому, чтобы, сидя на председательском кресле Совнаркома, гениально руководить мировой революцией, но, конечно, не мог бы справиться с титанической задачей, которую взвалил на свои плечи Троцкий, с этими молниеносными переездами с места на место, этими горячечными речами, этими фанфарами тут же отдаваемых распоряжений, этой ролью постоянного электризатора то в том, то в другом месте ослабевающей армии. Нет человека, который мог бы заменить в этом отношении Троцкого».
В качестве создателя армии Лев Давидович был на месте — тут-то и пригодились его бешеная энергия, природные способности к организаторской деятельности, интеллект, мужество, решительность и жестокость. Всю войну Троцкий железной рукой держал армию. Когда война окончилась, он остался без дела.
После войны жизнь вообще изменилась. Леонид Красин с гордостью писал жене: «Москва внешне упорядочилась. В некоторые часы уличное движение настолько интенсивно, что почти нельзя в автомобиле по улицам проехать».
Создается такое ощущение, что Троцкому стало скучно. Напряжение борьбы спало, и его охватила какая-то апатия. Обычная повседневная работа или аппаратное интриганство — это было не для него. Пошли разговоры о том, что он болен. Летом 1921 года Горький озабоченно сказал писателю Константину Федину:
