— Я и без Сотник хотел дать статью о восстании. Подумал об этом еще зимой, — сказал Гаривас. — А недавно я попросил Шимановского найти мне свидетеля. Понимаешь? Живого свидетеля, из «аковцев». И Шимановский, вроде бы, такого свидетеля нашел… Честь и слава Шимановскому, у него необыкновенно широкий круг знакомств.
Прозвучал бархатный гонг, объявили начало регистрации на рейс.
— Пойдем. — Гаривас встал. — Договорим в самолете.
Сразу после взлета Гаривас уснул. Он проснулся через час. Стюардессы разносили соки и минеральную, Владик читал Алданова.
— Это что? — Гаривас зевнул.
— «Повесть о смерти».
— Хорошая книга.
— У него, кажется, и нет плохих книг.
— Плохих книг у него нет, но есть малоубедительные.
— Например? — высокомерно спросил Владик.
Гаривас знал, что Владик любит историческую романистику, а Алданова ставит выше всех.
— Например, «Начало конца».
— Да, — неохотно согласился Владик. — Да, это фантазия на вольную тему. — Потом он сказал: — Владимир Петрович, так что там с Шимановским?
— Стась работает в «Часописма Варшавска», у него своя колонка. Написал прекрасную книгу о Бур-Комаровском.
— Нет, я про свидетеля и про статью.
— Про статью вот какая история… Я хочу дать такой материал, чтобы там были воспоминания поляка, «аковца».
— Но мы, вроде, готовим материал о восстании в гетто?
— Это гетто находилось в польской столице, — напомнил Гаривас.
— А о польском Сопротивлении мы станем писать?
— Из песни слов не выкинешь. Поляки дрались отчаянно. И в тридцать девятом, и позже.
— Отчаянно дрались в Сталинграде. И на Курской дуге.
— Погоди…
— «Аковцы» ждали «с оружием у ноги», — обвинительно сказал Владик.
— До поры ждали. Но ни у одной сволочи не повернется язык утверждать, что «аковцы» отсиживались на печи.
— Хорошо, не будем об этом. Значит, Шимановский нашел свидетеля?
— Да. Очень старый человек, воевал в «Армии Крайовой».
— А… — Владик понимающе улыбнулся. — Ясно. Герой-антисемит, да? Такую статью вы задумали?
— Торопыгин ты, Владик, — укоризненно сказал Гаривас. — Как есть — торопыгин.
За иллюминатором ослепительно светило белесое солнце. Еле заметно глазу плыла назад, под серое алюминиевое крыло в заклепках, бесконечная пуховая равнина.
— У моего друга Бравермана… — Гаривас отклонил спинку сиденья и постарался вытянуть ноги. — Ты знаешь Григория Израилевича?
— Да, конечно.
— У профессора Бравермана работал доктор — Виктор Иванович Бушко. Мы с ним были знакомы еще по институту. Тебе ведь известно, что я по образованию врач?
