Хан помолчал. Я тоже, лишь изредка поглядывала на него. Забавно, что он не высмеивал мои страхи или не пытался пожалеть, посоветовать обратиться к психологу. Сейчас он о чем-то думал, так, что между густых бровей залегла глубокая складка. То и дело хмыкал, покачивал головой.
Дав ему возможность поразмышлять на неведомые мне темы, я сходила в душ, причесалась и вернулась в спальню. Хан уже не лежал, а сидел, даже не подумав прикрыться. При виде меня похлопал ладонью рядом с собой и тоном повелителя мира приказал:
— Садись. Пообщаемся.
Я покосилась на обнаженную мужскую фигуру, проглотила непонятно отчего выступившую слюну и покорно села. Хан тут же ухватил прядь моих волос и начал задумчиво наматывать на палец.
— Может, ты слышала что-то или читала про охоту на ведьм?
— Была охота! — фыркнула я. — Не сильно интересуюсь историей, если честно. И фильмы на эту тему не смотрела. И в принципе не понимаю, с чего вдруг такое начало сниться. Не понимаю! Оно же такое логичное, яркое. И мысли при этом какие-то не мои. Знаешь, я так ярко запомнила одну вещь.
— Какую?
— Первый сон. Почему-то я знала название города, в котором все происходило. Гольштейн. Причем знала так четко. Странно, да? И рядом с собой видела других несчастных, привязанных к столбам… — Я осеклась, встретившись с очень странным взглядом Хана. — Что?
— Интересно, — пробормотал он. — Забавно… В 1686 году в Гольштейне была массовая казнь. Сожгли восемнадцать колдунов.
Отчего-то мороз пробежал по коже. Наверное, потому ответ получился несколько грубым:
— Я-то тут при чем? Родилась, если заметил, немного позже.
— И нигде не читала про эту казнь?
— На фига? — удивилась я. — Говорю, ведьмами, историей и суеверием не страдаю и не наслаждаюсь. Просто спокойно прохожу мимо. Нет, пора к психиатру, пусть таблеточек выпишет. Буду спокойной и счастливой как огурец.
— Почему ты сделала сравнение с этим несчастным овощем?
— Ну так у него мыслей нет, значит, не волнуется, не сомневается, не боится. Вот и счастлив.
Миг, и я оказалась опрокинутой обратно на кровать. А Хан навалился сверху, так, что стало немного трудно дышать, и несколько мгновений меня разглядывал. И опять что-то непонятное промелькнуло в его глазах. То ли искра сожаления, то ли досада. Промелькнуло и исчезло.
— Я отвезу тебя домой, — сообщил он, пальцами проведя по моей щеке, — а вечером заберу обратно. И не спорь. Своей бабушке внуши, чтобы пока пожила у матери. И никуда без меня не мотайся. Или хотя бы звони и говори, куда собралась.
