В голове возник вопрос. Сумасшедше-нелепый. Но Эвтерпа не могла его не задать.
– Я твоя мама?
Разумеется, она не могла быть его матерью. Разве такое возможно? У них разница в возрасте незначительная: ей двадцать четыре, ему на вид лет пятнадцать. Хотя ему было около десяти, когда он пришел в первый раз, и, значит, сейчас ей должно быть двадцать девять. Но ей не двадцать девять. Она это точно знает. Она – Эвтерпа Парва, и ей двадцать четыре года. У нее есть сестра – Талия Парва. Еще у нее есть возлюбленный Уинтерборн Зелстон. И джек-рассел по кличке Пак, плут, каких поискать. Она живет в Орпен-Моуте со своими дорогими родителями.
И случилось что-то ужасное. Кошмар, о котором и подумать страшно.
Она попятилась и села на свое любимое место у окна.
Не думай об этом. Не думай!
Эвтерпа закрыла глаза. Она слышала, как от стола отодвинули стул, как заскрипел пол, как к ней подошел Сильюн. Почувствовала, как он положил ей на лоб свою прохладную руку – это была уже не детская рука. Затем ее подняли и понесли. Дверь открылась, еще одна и еще. Солнце омыло лицо. Она услышала жужжание пчел, вдохнула аромат цветов. И, едва не разрыдавшись от облегчения, позволила потоку ощущений смыть мысли.
Спустя какое-то время Эвтерпа Парва проснулась, и она снова сидела в шезлонге и была одна.
Когда Сильюн опять пришел, она сразу повела его в библиотеку. В центре стоял ларец из кедрового дерева. Готовясь к его визиту, Эвтерпа принесла и поставила его на стол. Подобное решение далось нелегко, и она не вполне понимала причину, заставившую это сделать, но сейчас казалось крайне важным, чтобы кто-то обязательно увидел эти дневники.
Сильюн замер в дверях. Он смотрел на ларец, и выражение лица у него было такое же, как в день их первой встречи. Тогда он смотрел на Орпен-Моут как на чудесное видение, колдовством вызванное из сказки. Чувствовал ли он сейчас нечто подобное, что и она в тот день в саду, когда Уинтерборн протянул ей бокал с шампанским, на дне которого лежало, сверкая, кольцо с бриллиантами? На лице Сильюна замерло восхищение, словно в эту минуту сбылись все его самые заветные надежды и мечты.
– Хочу, чтобы зима наступила, – не в силах сдержаться, сказала Эвтерпа. – Хочу увидеть сестру. Кажется, я сто лет никого не видела. Я даже не помню, когда я в последний раз видела родителей. Ты приходишь меня навестить. Но где же они?
По выражению лица Сильюна ничего нельзя было прочитать: волнение смешалось с какой-то странной невозмутимостью. Такое выражение появляется на лице врача, когда пациент говорит, что чувствует себя лучше, а доктор знает, что это конец.
