— Здравствуй, Элси, — произносит Сьюзен, наконец повернувшись ко мне. При этом она отворачивается от своих подруг. — Как ты? — спрашивает она меня.
— Я собиралась спросить вас о том же, — отвечаю я.
Сьюзен кивает.
— Это самый хреновый день в моей жизни, — признается она.
Как только у нее вырывается слово «хреновый», я начинаю видеть в ней живого, настоящего человека, с его собственными душевными ранами, уязвимыми местами и недостатками. Я вижу в ней Бена, и к глазам подступают слезы. Я сдерживаюсь изо всех сил, чтобы не расплакаться. Не время давать слабину. Еще нужно держаться.
— Да, тяжелый день, — соглашаюсь я дрогнувшим голосом. — Ваша речь была…
Сьюзен поднимает руку, останавливая меня:
— Твоя тоже. Не падай духом. Я знаю, как через такое пройти — нужно просто держать голову высоко.
Это всё, что успевает сказать мне Сьюзен, и я не знаю, метафора это или нет. Ее забирают у меня новоприбывшие гости, жаждущие доказать свою хорошесть тем, что они «сейчас здесь ради нее». Я возвращаюсь к Анне, расположившейся рядом с кухней. Туда-сюда с полными и пустыми подносами бегают официанты. Анна таскает с одного из подносов финики, завернутые в бекон.
— Я сделала это, — докладываю я.
Она одобрительно хлопает о мою ладонь своей.
— Когда ты ела в последний раз? — спрашивает подруга, жадно поглощая финики.
Мне вспоминаются блины. Если я скажу ей правду, то она насильно накормит меня закусками.
— О, совсем недавно, — отвечаю я.
— Врешь, — замечает Анна, и останавливает проходящего мимо нее официанта с креветками.
Я морщусь.
— Нет! — наверное, слишком резко возражаю я. — Никаких креветок.
— Финики? — протягивает мне подруга свою салфетку с двумя из них.
Они большие, в толстом беконе, липкие от сахара. Вряд ли я смогу это засунуть в себя. Но потом я вспоминаю о куче закусок из морепродуктов и понимаю, что финики — наилучший вариант. Поэтому я беру и съедаю их.
Они. Невероятно. Вкусные.
Мне вдруг хочется еще. Еще сахара. Еще соли. Еще жизни. Я говорю себе: ты больная, Элси! Бен мертв. Не время предаваться чревоугодию.
Я сообщаю Анне, что ненадолго отойду, и поднимаюсь на второй этаж — подальше от еды и поближе к зеркалу в гостевой ванной. Умом я понимаю, куда направляюсь, но иду туда не совсем осознанно. Меня словно тянет туда какая-то сила. Поднимаясь по лестнице, я слышу бубнеж голосов. В гостевой ванной тоже собрался народ. Все идут посмотреть на зеркало. Я не поворачиваю в коридоре и не захожу в ванную комнату. Так и стою наверху лестницы, не зная, что делать. Я хочу побыть у зеркала в одиночестве. Мне невыносимо будет видеть написанное рукой Бена при посторонних.
