Навсегда разделенные | страница 12



— Что ты делаешь? — спрашивает меня Анна.

— Она пахнет Беном, — отвечаю я. — Не хочу, чтобы запах испарился. Хочу сохранить его.

— Не думаю, что у тебя это получится, — мягко замечает подруга.

— Пошла ты, — огрызаюсь я и возвращаюсь в спальню.

Упав на свою подушку, я начинаю плакать. Ненавижу то, во что произошедшее превратило меня. Я никогда никого не посылала, тем более — Анну.

Мне было семнадцать, когда она стала моей лучшей подругой. Мы познакомились в первый учебный день в университете, в столовой. Мне не с кем было сесть, а ей не хотелось сидеть с каким-то парнем. Мы поняли друг друга с полувзгляда. Когда она решила переехать в Лос-Анджелес, чтобы стать актрисой, я поехала с ней. Не потому что любила этот город, я в нем никогда не была, а потому что любила ее. Анна тогда сказала мне:

— Едем со мной, ты можешь где угодно работать библиотекарем.

И она была абсолютно права.

И вот, девять лет спустя, она не спускает с меня глаз, словно я готова в любую секунду вскрыть себе вены. Если бы я была в себе, то сказала бы, что это и есть самая настоящая дружба, но мне не до этого сейчас. Мне сейчас не до чего.

Анна заходит с двумя таблетками и стаканом воды.

— Я нашла их в твоей аптечке, — говорит она.

Я перевожу на них взгляд. Это викодин, он остался с прошлого месяца, когда у Бена случился спазм спинных мышц. Он выпил всего пару этих таблеток. Видно, считал, что если будет их принимать, то выставит себя слабаком.

Я без вопросов беру их из руки Анны и проглатываю.

— Спасибо.

Она подтыкает вокруг меня одеяло и уходит спать на диван. Я рада, что она не попыталась лечь рядом со мной. Не хочу, чтобы ее запах перебил запах Бена. Глаза жжет от слез, тело ослабло, мозг нуждается в викодиновой отключке. Начав клевать носом, я сдвигаюсь на сторону Бена.

— Я тебя люблю, — сонно шепчу я, и впервые эти слова некому услышать.

Просыпаюсь я с тяжелой как с похмелья головой. Тянусь к руке Бена, как делаю каждое утро, но ощущаю пустоту. Моя первая мысль — он в ванной или готовит мне завтрак, а потом я вспоминаю. Возвращается опустошение. Глухое и густое, оно окутывает мое тело, и сердце тонет в нем будто камень.

Я подношу руки к лицу в попытке вытереть слезы, но они текут слишком быстро, и я не поспеваю за ними. Мои слезы — мыши, бегущие с тонущего корабля под названием «горе».

Зашедшая в спальню Анна вытирает их полотенцем.

— Ты уже проснулась, — удивляется она.

— Ты донельзя наблюдательна. — Почему я так отвратительно веду себя с ней? Я не резкий и не злой человек. Я не такая.