— Мастерица на все руки! — сказал Мирон Миронович, стоя у окошка и смотря, как ловко работают пальцы тети Ривы. — Поди, полвека отзвонила, а не уступит другой молодой!
Степь куталась в синеватую дымку, вздыхала, томилась и стыла в об’ятьях вечернего ветра. Кудахтали сгоняемые во дворы куры, умные гуси, поднявшись на два метра над землей, разлетались по домам, десяток индюшек все еще болтал по-французски, деревенские предсказатели, самовлюбленные петухи, в один голос тянули старинное свое изречение:
— Ску-ка ре-ку! Скука-реку!
Но, как все предсказатели, начиная с дельфийской жрицы Пифии, они обманывали народ, и в поселке скуки не наступало. С поля в’езжали первые мажары со снопами, на одной из них, высоко на снопах, сидел Левка, сбоку мажары шла Рахиль, Перлин вел правую пристяжную под уздцы. Мажара остановилась против домика, Перлин попятил лошадей, ввел мажару во двор по передние колеса и распряг лошадей. Он приподнял мажару за оглобли, как тачку, вкатил ее вглубь двора, приткнул в угол и поставил вверх концами оглобли. На пристяжную лошадь взобрался Левка, уехал, другую Рахиль хотела ввести в закуту, но она опустила голову, обнюхала землю, подогнула передние ноги и, подобрав круп, плюхнулась на спину. Лошадь вытянула голову, замахала ногами, стала переваливаться сбоку на бок, и Рахиль, смеясь, похлопала ее по крупу. Лошадь заржала, вскочила на ноги, встряхнулась, обдавая Рахиль пылью, и пошла в закуту, в угол, где Перлин поставил полову, замешанную на воде и пересыпанную ячневой мукой.
Рахиль взяла из рук тети Ривы ведро с молоком, вошла в домик, поставила ведро на табурет и попросила мужчин отвернуться. Она сняла жакетку, башмаки, толстые чулки и, босая, ушла во вторую клетушку.
— Как чувствуют себя гости? — спросил Перлин, входя с тетей Ривой. — Время кушать немного горячего!
Тетя Рива налила воды в глиняный газ, взяла жестяную кружку, понесла таз и кружку в клетушку Рахили, стараясь не расплескать воду. Перлин снял куртку, посмотрел, есть ли вода в рукомойнике, и стал мыться, согнувшись и набирая полные горсти воды. Фыркая, он мылил и обдавал водой щеки, уши, нос, тер руками мокрую бороду и, наконец, подставил голову под кран.
— Золотая водичка! — сказал он, вытираясь холщовым полотенцем. — Что есть человек без воды? — продолжал он, ероша полотенцем волосы. — Рука без пяти пальцев!
— Только вода больно солона, — подхватил Мирон Миронович.
— Спасибо Озету и за соленую! — ответил Перлин. — Когда мы приехали сюда, нам дали порядочно земли, немного скотины и ничего воды!
